Кричи громче

– Куда мне?! – разводит руками, прежде чем продолжить есть. – Просто не хочу, чтобы ты умер от язвы. По крайней мере, не до того, как нас отсюда вызволят.

– Об этом не волнуйся. От язвы так быстро не умирают.

– Как быстро? – вздыхает «сеструля». – Яр, по правде, пора признать, что мы не знаем, как долго здесь пробудем.

– Точняк, бля. На стенгазету этот лозунг. Крайне оптимистично, я считаю! И заготовки на зиму делать начнем.

– Какие заготовки?

– Мне откуда знать!

– Газету можем нарисовать после обеда, – тянет с поразительным спокойствием. – Точнее, ты рисуешь, я подписываю. Помнишь, в школе так всегда делали?

– Это когда ты без моей доброй воли вызывалась подготовить эти чертовые газеты, а рисовал их всегда я?

– У тебя хорошо получалось! И, к тому же, было прикольно! Признай.

– Очень. Прям лучшие воспоминания. Школа, школа, я скучаю… – заряжаю тихим басом, прежде чем отправить в рот первую ложку каши.

– Ну, ты и бука, Ярик, – фыркает Титова. А потом так неожиданно всплескивает руками, что у меня эта каша чуть обратно не идет. – Все, решила! Я тебя исправлю.

Конечно, бл*дь…

Направляю на «мисс Мэри Поппинс» взгляд из-подо лба. Лыбится прям в тему «ах, какое блаженство, знать, что я совершенство…».

Красоте салют!

– Нет, святоша, это я тебя исправлю. Будь уверена.

Глава 16

Ева Титова

– Что значит, вы не знаете, что еще можно предпринять? Что это, мать вашу, должно значить?! Прошло две недели! Две недели!!! Вы не дали никакого результата, – слова из груди болезненным ревом выходят.

И это еще самое малое… Большая часть непрерывной и мучительной тревоги внутри остается. Ее нельзя выдохнуть. Невозможно ослабить. Никак не смягчить.

Мой ребенок пропал! Ее две недели нет дома.

Господи…

Если не выкричусь, убью этого майора, на хрен. Голыми руками придушу! Умом понимаю, что это опрометчивое действие ничего не решит. Вот только… Я на той самой стадии. Балансирую на грани. Из-за разрастающихся внутри тревоги и боли готова уничтожить любого, кто под руку попадет.

– Ева Павловна… При всем уважении… Зацепок нет. Что я могу сделать? – начинает нервничать, казалось бы, непробиваемый полицейский. – Они словно сквозь землю провалились!

– Так переройте эту гребаную землю! Вдоль и поперек. До самого, мать вашу, ядра!

– Ева Павловна… Как отец я вас прекрасно понимаю…

– Тогда делайте что-то! – снова кричу. – Хоть что-нибудь… – голос под конец то ли от эмоций, то ли от продолжительного надрыва связок срывается.

– Мы, правда, пытаемся… Правда.

Понимаю, что дошла до края. Чтобы не натворить непоправимого, прощаюсь и двигаюсь на выход. Пока иду по коридорам, каждый встречный представитель правопорядка вызывает во мне жгучую и бессильную злобу. Никогда не чувствовала подобного. Даже наоборот… Уважение какое-то было. Серега Градский ведь столько лет в «органах» трудился. Частенько его в форме видела, никогда не цепляло. А тут прям ненависть ко всем и сразу.

Уже на выходе из отделения принимаю «входящий» от мужа. Еще до того, как в динамике раздается его сильный голос, чувствую, что начинаю успокаиваться.

– Я подъезжаю, – сообщает Адам. – Мне подниматься?

– Нет необходимости, – с дрожью выдавливаю. – Ничего нового. Выхожу уже. На парковке подожду, хорошо? Заберешь позже машину?

– Хорошо. Уже вижу тебя.

Через какой-то десяток секунд передо мной останавливается черный внедорожник мужа. Глаза целенаправленно прочесывают сверкающий бок и находят небольшую царапину на левом переднем крыле. Машкин промах. Паркуясь перед домом, она чиркнула почтовый ящик. Два дня после сокрушалась и всех убеждала, что «изнутри папиной машины неправильный обзор представляется».

Господи, даже от этого воспоминания с болью сжимается сердце… В горле моментально образуется удушливый ком.

– Привет, – забравшись в салон, на автомате тянусь к Адаму через консоль, чтобы мимолетно коснуться губ.

– Привет.

Пока я пристегиваюсь, он внимательно меня оглядывает. Привыкла к этому уже. Не закрываюсь и не злюсь. Перед моим Титовым нет необходимости притворяться. Все наше плохое давно в прошлом. Он знает всех моих демонов, по атомам душу разбирал. И любит такой, какая есть. Сомневаться не приходится.

– Что у тебя?

– Ложная наводка, – трогаясь с места, сосредотачивает внимание на дороге. – Съездили с Градом в этот притон. Машка с Яриком действительно несколько раз там бывали. Но давно. С месяц-полтора назад. Упоротые тела врать не станут. Все как один утверждали, что перед исчезновением их не видели.

– Боже, зачем они там вообще бывали? Вдруг все же принимали какие-то препараты, как этот Ридер?

– Не принимали, Эва. Можешь быть уверена, я бы заметил. Такое невозможно не заметить. Ни Ярик, ни Машка под дурью никогда не ходили. Алкоголь, да, случался, – признает, как всегда, сохраняя невозмутимый вид. И вдруг улыбается. – Я рассказывал, как Яр Машку на лестнице чуть не уронил? – пытается меня отвлечь. – Потом завалились, уже в спальне. Яр банкетку прошляпил.

– Отец Ридера не заметил… – никак не могу отпустить ситуацию с передозировкой.