Кричи громче

Подобное с одной стороны остужает, а с другой… какая-то поистине чумовая смесь в груди разворачивается. Всё, что только способен чувствовать человек, весь эмоциональный спектр – ощущаю одномоментно.

– Расслабься, Манюня. Ничего я тебе не сделаю. То есть сделаю, конечно, – как могу, пытаюсь успокоить. – Но ничего ужасного. То есть больно, конечно… Сука, – сокрушаюсь своим впечатляющим красноречием. – Больно будет. Но не сильно.

Наверное. Я так думаю. Вспоминать то, что было с другими, в это мгновение не берусь. Ну на хер… Да и Машка возмутилась бы, наверное.

Сейчас только я и она. Никого больше.

– Точно не сильно?

Смогу ли я контролировать свое и ее тело?

Не уверен.

– Чёрт, ты же сама просишь. Хочешь?

– Хочу.

– Тогда расслабься, – тоном, который просто не способен никого успокоить. – Потом тебя поласкаю, – смягчаю голос, но эффект сомнительный, будто на ходу заржавевшие петли смазываю и тут же дверями верчу.

– Хорошо…

Направляю в нее член. Уже у самого входа. Головкой в узкую жаркую дырочку проталкиваюсь и с этой секунды думать могу исключительно об этом.

– Ярик… Яричек… Ты же аккуратно?

– Конечно, аккуратно. Не бойся, – заверяю на автомате. А потом… Внезапно происходит то, чего я не то что не планировал… Даже мысленно никогда таких аргументов не возникало… – Не бойся, я люблю тебя.

Выдыхаю и замираю.

Цепенею внутри и снаружи, словно сейчас, в эту секунду, Земля с оси слетает, а у меня на хрен никому не нужное штормовое предупреждение. Любые телодвижения попросту бессмысленны. Шансов нет. Это смешно и страшно, но… Сглатываю и не могу понять: бьется у меня сердце, или это остаточное движение? Инерция, мать ее, первым законом Ньютона.

Ебаный Исаак…

Покойся с миром…

Чё я горожу???

Чёрт…

– Я тебя тоже, – Маруся говорить начинает, и у меня появляется возможность дышать. Хотя… произносит это совсем ровно. Догоняю с опозданием, что она расценила мои слова, как обычно, по-своему.

Брат, сестра, друзья, гребаные родственные души… Хоть мы никогда всерьез не использовали подобную терминологию, подсуетилась святоша и решила запереть их именно в эту степь.

Сама секс красивыми словами заменяет.

Люби меня…

А зачем? Что значит? Всё у нее с одним посылом? Ни хрена не понимаю.

Ну и…

Хрен с ним, со всем!

Не в силах остановить бьющую ее и мое тело дрожь, глаза закрываю и подстраиваюсь физически. Предусмотрительно припечатываю Марусю к кровати ладонями и одним мощным толчком врываюсь внутрь ее тела.

– Ах… Я-я-ярик… Мм-мр-р… о-о-й-й-й… – горячим потоком выдыхает воздух, кричит, трясется и, судя по последним звукам, плачет.

Я внутри нее…

Такая горячая. Такая тугая. Такая влажная.

– Больно?

– Д-да… – упирается мне в грудь руками, будто отпихнуть пытается.

Вот только я ослабить давление не могу. Напротив, наваливаюсь всем телом.

Моя. Откупорил. Моя.

– Извини, – в губы ей шепчу.

Целовать хочу. Очень хочу… И целую, отчаянно надеясь, что ответит. Молюсь, чтобы не оттолкнула.

В груди что-то взрывается. Огнем распирает ребра. Дробью мышцы прошивает.

– Пожалуйста…

Кто-то из нас произносит это вслух. Нет, мы оба. Одновременно.

И срабатывает это точно так же – в две стороны. Я сцепляю зубы и отстраняюсь, хотя мне до смерти хочется начать двигаться. Машка вздрагивает, всхлипывает и раскрывается. Притягивает меня обратно и дрожащими солеными губами целует.

Маруся Титова…

Мой член внутри нее…

Моя… Моя Маруся Титова…

Глава 30

Мария

Он внутри меня.

Ярик… Ярик… Мой Градский.

Распирает до боли. Причиняет дичайший дискомфорт. Мое сердце колотится так, будто вот-вот разорвется. Но Ярик горит такой потребностью, что даже если бы я совершенно точно знала, что умру, все равно его не оттолкнула бы. Он нуждается во мне.

Хочу дать ему всё, что можно. И даже больше… То, что нельзя.

Моему Ярику…

Прикладывая усилия, расслабляю мышцы и, глотая слезы, прижимаюсь к его рту губами. Надсадное, будто звериное, дыхание Яра, его же хриплые стоны, когда я обнимаю и ласково целую. Всего несколько движений с моей стороны, и его язык полноправно врывается в мой рот. Жду его и принимаю.

Мой…

Мой Градский дрожит. Мелкой и частой дрожью. Такой большой и сильный, не может сдержать голодного нетерпения. Целует с каким-то безумным исступлением. А я понимаю, что, невзирая на боль, не хочу, чтобы это заканчивалось.

Буду терпеть… Буду…

Хочу его так держать. В себе.

Я тоже содрогаюсь, конечно. И издаю непонятные звуки. Не унять никак этой тряски. Мы с Яриком оба в таком состоянии, будто нас к электричеству подключили. Да мы сами как атомная энергия. Ее чрезвычайно много. Некуда выводить. Мы не справляемся. Хотя он еще даже не двигается. Знаю, что должен. В этом вся суть.

Выдержу ли я?

Помимо боли испытываю какое-то необъятное и необъяснимое, трепетное и горячее, сладкое и томительное удовольствие. Все это, как и Ярик, внутри меня не помещается.