Очень долго Израиль для меня ассоциировался с весьма неприятными эмоциями. Старалась не вспоминать. С Яриком, конечно, помирились, но никогда не обсуждали произошедшее. Сейчас же, в бункере, печальный исход канул в небытие. Провалился в памяти. Наружу поперли другие ощущения. Именно тот момент, когда мы лежали с Градским в кустах. Все-все, что я тогда почувствовала: физически и эмоционально.
– Я думала, ты не помнишь, – повторяю, касаясь губами его подбородка, как он тогда моего.
Кусаю.
– Помню, – в тон мне повторяет.
– Поцелуй меня так, как хотел тогда, – шумно дыша, прошу я.
Яр издает какой-то звук: то ли хмыкает, то ли горло прочищает. И заваливает меня на спину, подобным образом нависая сверху.
– Хочу твой рот, святоша.
Накрывает. Запечатывает. Самозабвенно целует. Я не сразу и отвечать решаюсь. Позволяю ему реализовать давнее желание, попутно восполняя собственные неосознанные фантазии. Я бы испугалась тогда и замерла бы точно так же. Впустила бы его, пребывая в растерянности и будоражащей топи волнения. Впустила бы… Все позволила. Не оттолкнула. Затрепетала бы всем телом. Обняла дрожащими руками. Прижала бы крепко-крепко. Не отпустила бы. Не отпустила бы… Трогая кожу и волосы на затылке, вдыхала бы его запах. И пробовала бы его вкус. Пробовала бы… Медленно, осторожно и нежно. Вбирая в себя все, что можно. Все, что даст.
Я бы его не оттолкнула.
Нет.
Я бы его не отпустила.
Глава 39
Ярослав
Весь наш мир – этот бункер.
Надолго ли… Уверен, что не навсегда. Относительно освобождения есть множественная вариация развития.
Авиарежим.
Летаем, используя резервные запасы топлива. Друг друга поджигаем. Падать нельзя. Если промазать в один процент, риск разбиться – девяносто девять.
– Сегодня хороший день, правда? – звонким голоском разрывает тишину Маруся. Приподнимая голову, упирается подбородком мне в грудь. Напрямую в глаза смотрит. – Солнечный. Погожий.
– Хм, – хмыкаю и необоснованно улыбаюсь той иллюзии, которую она рисует.