Кричи (СИ)

Иногда она ловит себя на том, что решительно шагает по улице. Адрес, неизвестно откуда знакомый ей, стучит строевым маршем, чужим голосом. Этот адрес вплавили ей в кости, вырезали по коже с изнанки. Она знает, куда идёт. И когда осознаёт это, тут же останавливается. Останавливается от ужаса. Обхватывает себя руками от ужаса. Начинает дрожать, потому что чаще всего это ночь, и она почти раздета. Босые ноги исколоты мусором улиц и исцарапаны асфальтом. Её сознание ведёт её к Питеру - от этого хочется схватить себя за горло и душить, пока оно не сдохнет. И, может быть тогда, Питер умрёт вместе с ним.

Иногда она просыпается в аду. Как сегодня.

Когда будто не проснулся, а досрочно умер. Обливаясь ледяным потом, забывая о том, что сердце может биться без её помощи, и она помогает ему - дышит, почти задыхается, пытаясь лёгкими стимулировать сокращения заходящейся мышцы. Пока не исчезают все эти люди вокруг постели. Пока вместо них не остаётся отравленная полудымка и шёпот голосов на самом краю сознания.

Это значит, что сегодня они больше не вернутся. И это не худший вариант.

Не худший.

Она повторяет это про себя, когда становится под прохладный душ. Смывает с себя пот и остатки сна. Дурацкого сна, от которого будет тошнить ещё несколько часов. Пытается смыть с себя кожу, но она лишь краснеет и жжёт. Жаль.

Говорят, что травмированные люди становятся сильнее. Говорят, что сильнее их делает то, что не убивает, даже ударив со всего маху. Даже если прямо в голову или в сердце. Врут.

Лидия не чувствует себя травмированной.

Ей кажется, что если она посмотрит в зеркало, она увидит дыру посреди своего лба. И стены ванной комнаты, заляпанные кровью. И железный глок в собственной руке. Иногда она это и видит, когда смотрит в зеркало.

Иногда ей кажется, что банши в её голове уже свела её с ума. А иногда - что это сделал Питер Хейл.

- Мартин?

Голос Джексона можно было бы назвать обеспокоенным, но это всего-лишь помехи в трубке. Помехи вперемежку с долбёжкой музыкальных басов по ту сторону сотового. Какой-нибудь из новейших айфонов, или что-то типа этого, чёрная зависть местных тусовщиков, которым до Уиттмора ещё расти и расти. А потом ещё расти. И ещё.

- Мартин, это ты?

- Привет.

Голос Лидии слегка хриплый - она слышит это, благодаря громкому эхо динамика. Так бывает, когда звонишь в другой город. Или на другой материк.

Так бывает, когда звонишь человеку, который когда-то был тебе дорог.

- Сейчас, повиси, - кричит Джексон, стараясь переорать музыку. - Ты ждёшь? Всё нормально, жди, я не слышу. Всё ещё не слышу, сейчас… хэй, Лео. Отнеси это за наш столик, а я сейчас… я сказал, я сейчас вернусь! Привет, Клео, отлично выглядишь. Нет, не один, я подойду немного позже. Да. Да, мы вон за тем столиком. Скоро буду. Хорошо, Мартин, ты ещё здесь?

Музыка резко становится приглушённой, словно кто-то захлопнул звуконепроницаемый шлюз. Только басы, будто издалека. Лидия прикрывает глаза, наклоняет голову и касается горячим виском железной цепи качели на которой сидит, слегка отталкиваясь ногой от земли.

- Не устаёшь развлекаться?

- И тебе привет.

- Почему тебе до сих пор не платят деньги за твои бесконечные тусовки?

- Сложно расставаться со своей медалькой королевы вечеринок? Для меня это как сходить на работу, только больше дорогой выпивки, дорогих машин, дорогих девушек, - она почти видит его усмешку, от которой когда-то у неё заходилось сердце. - Больше всего.

Больше Джексона Уиттмора во всей этой дребедени.

Она так хорошо знает этого засранца. Она когда-то собственноручно замкнула на нём свой маленький мир.

А он нашёл из него лазейку. Единственный, кто искал.

- Что случилось? - спрашивает Джексон после недолгой тишины. - Или опять просто помолчим?

Он слегка запыхался, и, кажется, слегка пьян. Так уж повелось - если они созваниваются, это значит что кто-то из них либо ошибся номером, либо догорает в пьяном угаре. Они проговаривают всё до последнего бакса на счёте, а потом долго молчат в мёртвый микрофон после сорвавшегося звонка. И не перезванивают, чтобы попрощаться.

У Лидии на счету примерно два доллара и восемьдесят центов. Этого хватит на пару минут разговора с Лондоном. Или молчания с ним же.

- Было бы просто прекрасно, если бы кто-нибудь объяснил мне самой, что происходит.

- И я это должен понимать, как…?

- М-м. Предположим, неоднозначность. Или “я не хочу об этом говорить”. Или “нет, ничего не случилось, а может быть, и да”.

- Для этого ты мне и позвонила. Оторвала меня от отличного виски, чтобы сказать, что не хочешь говорить. Твоей самоуверенности нет предела.

- И почему я не чувствую стыда, - шепчет она одними губами, но Джексон слышит.

Смеётся.

- Это “Чивас Ригал”. Дорогая штучка, которая ждёт меня за столиком прямо сейчас. Тебе должно быть стыдно.

- Мы же говорим не о проститутках, не так ли?

- Она ждёт меня за столиком,  в моём стакане.

В Лондоне щёлкает зажигалка.

В Лондоне Уиттмор подкуривает сигарету и выдыхает дым. В Бейкон-Хиллз Лидия отталкивается ногой от земли. Качели тихо скрипят и раскачиваются вперёд-назад.