Крид: Советник Соломона

Я повернулся и уже молча ушел, оставляя его одного среди его убитых воинов. Я ушел, потому что уже ничего не мог от него взять. Он был побежден не в бою, а в своем собственном разуме и более не представлял угрозы, ибо это было самое ужасное его поражение из всех.

Вести о поражении султана Адаля разнеслись по Красному морю, словно чума, распространяясь стремительно, неотвратимо и заражая умы людей паникой. Они летели по морским путям, передаваемые из уст в уста моряков, купцов и рыбаков. Каждая лодка, каждый корабль несли с собой не только товар, но и историю о том, как могущественный султан был разбит неизвестным противником.

Страх, как вирус, проник в сердца людей. Они шептали о силе, которая разрушила армию Адаля в один миг. О магии, которая заставила воинов убивать друг друга, о том, что никто не сможет противостоять этой силе.

Мой приход в Адаль был не войной, а парадом. Мои войска двигались вперед, не встречая сопротивления. Города и крепости, некогда неприступные оплоты Адаля, сдавались без боя. Люди сами открывали ворота, кланялись и просили защиты. Ибо страх разрушил их дух.

Аден, некогда непокорный город, укрепленный как крепость, стоящий на краю мира, стал следующей целью. Пролив между Африкой и Аравийским полуостровом, некогда непреодолимая преграда, стал просто путем для моих войск.

Высадка прошла без проблем. Армия Адена, ослабленная вестью о падении Адаля и парализованная страхом, не смогла оказать сопротивления. Город, уже не видя ничего, кроме смерти и разрушения, сдался без боя.

Хадрамут, лежащий на востоке Аравийского полуострова, также не смог противостоять моей силе. Их войско, которое еще недавно мечтало о завоеваниях, теперь было разбито в пух и прах вестью о падении Адаля. Они видели в моей силе не только мощь, но и неизбежность смерти.

И в этом был парадокс. Я захватил Аден и Хадрамут без боя. Мои войска не пролили ни капли крови, не разрушили ни одного здания. Но я разрушил их изнутри. Я разрушил их дух, их веру в свою силу.

И теперь, когда я владел этим краем, мне пришлось задействовать свои войска в полноценной войне. Но это уже была не война за власть, а война за мир. Я хотел установить свой порядок, свой закон. Я хотел построить мир, где не будет войн, где люди будут жить в мире и согласии. Но для этого мне пришлось пройти через кровь и огонь. И я был готов.

Аден, с его богатыми рыбными уловами и торговыми путями, стал центром торговли на Красном море. Я подарил ему все территории Йемена, лежащие на его берегах. Аден расцвел, словно роза в пустыне. Его улицы заполнились купцами и моряками, его порты были переполнены кораблями из всех концов мира.

Хадрамут, расширившийся в сторону Персии, поглотил своего нахального соседа и стал мостом между Африкой и Азией. Его территории были богаты специями, и его рынки были полны драгоценных камней и шелков.

И так была достигнута эпоха мира и процветания. Но не просто мира, а мира под моей властью. Мир, где люди жили в страхе перед моей силой, но в то же время наслаждались плодами моего правления. Парадокс? Но на том и стоим: важно выдержать баланс в том или ином деле.

Солнце, уже клонящееся к закату, бросало багровые блики на потрескавшуюся землю. Ветер, пропитанный запахом пыли и специй, шевелил запыленные платья слуг, которые убирали террасу перед моим дворцом.

Я стоял на балконе, опираясь на каменный парапет, и смотрел вдаль. Мое зрение проникало сквозь бесконечные пески, словно прозрачная стена, и я видел то, что скрывалось от других. Я видел то, что ждало меня в будущем.

В воздухе пахло не только специями с рынка Адена. Я чувствовал запах крови и смерти, который несся с эфиопских границ. Я чувствовал запах войны, которая не избежна. Я окинул взглядом свои владения. Аден, расцветший под моим управлением, стал центром на этом берегу Красного моря. Его улицы кишели жизнью, его порты были переполнены кораблями, а его рынки пахли богатством и процветанием. Но я знал, что это не просто мир. Это было перемирие, хрупкое и неустойчивое.

Я почувствовал, как на мое плечо ложится рука. Я повернулся и увидел своего ближайшего советника, мудрого и «верного» человека, который был со мной с самого начала.

— Мой господин, — сказал он, и в его голосе звучало беспокойство. — Что вы думаете о эфиопах?

Я усмехнулся.

— Они не будут сопротивляться, — сказал я. — Они уже знают, что такое моя сила.

Но в глубине души я знал, что он прав. Эфиопы были не просто воинами. Они были идеей, что пока олицетворяется с независимостью. И пока они существовали, мой «мир» не был полным.

— Мы должны подчинить их, — сказал я. — Ибо нам нужен выход в Средиземное море. Нам нужна Европа.