Крид: ЗА ОРДУ!!!

Михаил осознал, что не только не избавился от тьмы, но и впустил её в самое сердце своего существования. Незнакомец не просто посетил его чертоги, он оставил глубокий след в душе Архангела, в его силе и даже в его сути. Теперь Михаилу предстояло не только сразиться с Виктором Кридом, но и одолеть тьму, которая скрывалась внутри него самого.

Он почувствовал на себе тень проклятия, но вместе с тем и осознание неизбежности борьбы. Божественный свет, который всё ещё преобладал над зелёными искрами, давал ему силу, и Михаил осознал, что никогда не отступит. Он будет сражаться до последнего вздоха, независимо от того, сколько тьмы ему придётся поглотить.

Этот ядовитый зелёный свет, отражённый в чёрном мраморе трона, стал новым символом его непрекращающейся борьбы. Он сражался не только против Крида, но и против самого себя, против тьмы, таившейся в его душе.

Тяжёлая тишина лежала на чертогах Михаила — тишина, пропитанная мраком и тревогой. Ядовито-зелёный отблеск архангельской благодати, отражаясь в почерневшем мраморе трона, подчёркивал тяготу наступившей эры неопределённости. Архангел стоял неподвижно, словно статуя, высеченная из самого мрака; его фигура была настолько величественна и трагична, что сама атмосфера чертогов казалась пропитанной печалью.

Хмуро кивнув сам себе, не произнеся ни слова, Михаил направился к Мечу Истины. Каждый его шаг отдавал глубоким, резонирующим эхом, словно самое сердце небесных чертогов вибрировало в ритме его медленной и величественной походки. Это было не просто движение, а шествие судьбы, неизбежное и трагичное. Каждый шаг отпечатывался в памяти вечности, становился частью бесконечной саги о борьбе света и тьмы.

Воздух сгустился по мере того, как он приближался к мечу. Он остановился перед огромным мегалитом, исписанным древними рунами, в самом сердце которого застыл меч, извлечённый из сердца поверженного бога войны. Этот меч не был просто оружием, он был символом праведного гнева и непоколебимой веры, и Михаил чувствовал его мощь, его сокрушительную энергию, пронзающую его насквозь.

Его рука, медленно поднимаясь, коснулась ледяного клинка. И в тот же миг произошло нечто необыкновенное. Глаза Архангела, всегда бывшие символом чистого, непоколебимого света, вспыхнули ярким, неистовым шартрезным светом. Это не было просто сияние, это было пробуждение древней, неукротимой силы, заключённой в нём самом, силы, которая вот-вот вырвется наружу и обрушится на всех его врагов. Этот свет был предвестником бури, прелюдией к грандиозной битве, в которой решится судьба миров. И в этом свете, в этом мгновении неизбежного противостояния, заключалась мрачная, но величественная эпичность момента.

Теперь Михаил был не просто Архангелом, он был воплощением праведного гнева, непобедимым воином, готовым к последней, решающей битве. Ну или же попросту существом, впустившим в свою душу всепожирающую и разлагающую скверну.

Только вот шартрезный свет, пронзивший Михаила, был не благодатью, а проклятием — древней, ненасытной скверной, пожиравшей его изнутри. Это было не просто решение, а настоящее преображение, полное изменение внутреннего мира, души и тела.

Его тело стало изменяться стремительно и неотвратимо. Свет проникал в плоть, словно расплавленное изумрудное стекло, прожигая её изнутри. Кожа побледнела, став почти прозрачной; сквозь неё проступали мерцающие изумрудные прожилки, словно под кожей текла живая, ядовитая река. Волосы, прежде являвшие собой символ непорочности, почернели, словно пропитанные ядом василиска. Мускулатура вздулась, придавая ему нечеловеческую силу, но движения стали резкими, дергаными, как у куклы, управляемой невидимыми нитями. Его крылья, олицетворявшие чистоту и божественную благодать, теперь отливали ядовитым шартрезом, подобно сплетению ледяных игл и огня Преисподней. Даже Меч Истины, символ праведного гнева, казался изменённым, отражая в холодном стальном блеске зловещую зелень скверны, изливающейся из души Архангела.

Но превращения души оказались ещё ужаснее. Ясный, проницательный ум Михаила погрузился в хаос; мысли метались в безумном вихре, не находя покоя. Спокойствие и расчётливость были сметены яростным бешенством и неконтролируемыми вспышками гнева. Милосердие и праведность померкли, уступив место ненасытной жажде мести. Он стал жестоким и беспощадным, как те самые люди, которых всегда презирал. Его вера не угасла, но исказилась, превратившись в одержимость тотальным разрушением, в бесконечную войну.

Он стал одержимым, оружием в руках разрушительной скверны, но всё ещё борющимся с ней и самим собой. Его сущность буквально раскололась надвое, превратившись в поле вечной битвы: борьба самого себя с пожирающей его скверной. В этой борьбе не было победителя, лишь вечная агония. Михаил, несмотря на то, что был одержим и искажён, оставался единственным, кто мог предотвратить полное поглощение света внутри своей души.