Крик дьявола

— Голову — в петлю, — скомандовал Фляйшер, и сержант направился туда, где лежал Флинн. При помощи нарезанных с деревьев веток они смастерили некую комбинацию носилок с лангетами. Выструганные шесты были зафиксированы вдоль тела Флинна от лодыжек до подмышек при помощи лубяных волокон таким образом, что тело было неподвижно, точно египетская мумия, и он мог шевелить лишь шеей и головой.

Сержант наклонился к нему, и Флинн смолк, злобно наблюдая за ним. Когда руки сержанта с предназначавшейся для Флинновой головы петлей приблизились к нему, Флинн неожиданно ожил — резко выбросив голову вперед, точно нападающая гадюка, он сомкнул челюсти на оказавшемся перед ним запястье. Сержант взвыл и попытался было отпрянуть, но Флинн не отпускал, мотая и дергая головой в ответ на прилагаемые сержантом усилия вырваться.

— Кретин! — зарычал Фляйшер, направляясь к носилкам, и поставил ногу на нижнюю часть туловища Флинна. Стоило Фляйшеру надавить, как Флинн, застыв от боли, отпустил руку аскари. — Вот как надо! — Решительно подавшись вперед, Фляйшер схватил Флинна за волосы и грубо дернул его голову на себя. — А теперь — веревку, быстро!

Аскари опустил петлю Флинну на голову и затянул узел так, что он плотно прилегал к уху.

— Отлично. — Фляйшер отошел на шаг назад. — Четверо — к веревке, — скомандовал он. — Плавно. Не дергайте за конец. Отходите медленно. Я не хочу, чтобы вы сломали ему шею.

Роза смолкла, ее охватило леденящее оцепенение, но, наблюдая за методичной подготовкой к казни, она вновь обрела голос.

— Прошу вас, — прошептала она. — Это же мой отец. Не надо. Прошу вас, не делайте этого.

— Замолчи, девочка! — зарычал Флинн. — Не позорь меня своими просьбами перед этим мешком с дерьмом. — Повернув голову, он скосил глаза в направлении четырех аскари, державших веревку и готовых выполнить команду. — Тяните! Черные сукины дети, тяните! И будьте вы прокляты. Вам несдобровать — уж я скажу дьяволу, чтобы он вас кастрировал и утопил в свином сале.

— Слышали, что Фини велел вам делать? — улыбнулся Фляйшер своим аскари. — Тяните!

И они попятились друг за другом, шаркая по опавшей листве, налегая на веревку.

Носилки стали медленно подниматься с одного конца, поднялись вертикально и затем оторвались от земли.

Роза отвернулась и крепко стиснула веки, однако руки ее были связаны, и она не могла закрыть уши, чтобы не слышать предсмертных звуков, издаваемых Флинном Патриком О’Флинном.

Когда наконец воцарилась тишина, Розу охватила дрожь — мощные приступы сотрясали тело.

— Так, — сказал Герман Фляйшер. — С этим покончено. Женщину берем с собой. Если поторопимся, можем успеть вернуться к обеду.

Они ушли, оставив носилки с телом висеть на эвкалипте. Слегка покачиваясь, они медленно поворачивались на веревке. Неподалеку лежала туша слона. Гриф медленно спланировал и, захлопав крыльями, неуклюже примостился на верхних ветвях дерева. Он уселся там, нахохлившийся и подозрительный, затем вдруг вскрикнул и шумно взлетел, завидев приближающегося человека.

Тщедушный старичок, прихрамывая, медленно вошел в лесок. Остановившись возле мертвого слона, он поднял голову и взглянул на того, кто был его другом и господином.

— Покойся с миром, Фини! — сказал Мохаммед.

78

Проход представлял собой узкий коридор с низким потолком, переборки были выкрашены бледно-серой краской, уныло блестевшей от резкого света установленных через равные промежутки электрических лампочек в проволочных каркасах.

В конце коридора за тяжелой водонепроницаемой дверью отсека, ведущего в перегрузочное отделение носового склада, стоял часовой. Он был одет лишь в тонкую белую майку и белые фланелевые штаны, но на тканом поясном ремне болтался зачехленный штык-нож, а на плече висела винтовка «маузер».

С поста ему были видны как перегрузочное отделение, так и весь проход.

По всему проходу растянулись две цепочки туземцев уакамба: по одной передавались кордитовые запалы, по другой — девятидюймовые снаряды.

Африканцы трудились с тупым равнодушием рабочего скота — принимая зловещие цилиндрически-конические болванки, прижимая сто двадцать фунтов стали со взрывчаткой к груди и передавая их следующему по цепочке.

Обернутые в толстую бумагу кордитовые запалы были не такими тяжелыми и передавались по цепочке значительно быстрее. В процессе работы каждый человек то приседал, то раскачивался, и казалось, будто обе цепочки задействованы в каком-то замысловатом танце.

От всей этой подвижной людской массы поднимались теплые запахи человеческих тел, заполнявшие коридорное пространство и сводившие на нет все усилия трудившихся вентиляторов.

Себастьян чувствовал, как пот струится у него по груди и под кожаной накидкой по спине, а еще он ощущал тяжесть скрываемого накидкой груза всякий раз, когда поворачивался за очередным кордитовым запалом к стоящему возле него соседу по цепочке.