Крик дьявола

Флинн О’Флинн не отличался особой сентиментальностью, однако он вдруг заметил в поведении дочери несвойственные ей перемены, включая некую застенчивость, которую никогда раньше не наблюдал, а сам при этом ощутил чувство настолько неизведанное, что не смог распознать его как отцовскую ревность. Однако он определенно уяснил, что чем раньше отправит Себастьяна в путь-дорогу, тем лучше.

— Отлично, Басси, просто отлично, — громогласно обрадовался он. — Я тут собрался отправить в Бейру носильщиков для пополнения наших запасов и подумал, что они могли бы и тебе заодно раздобыть какую-нибудь одежонку.

— Что ж, спасибо тебе большое, Флинн. — Себастьян был тронут заботой приятеля.

— Ну, лучше бы сделать это как следует. — Тут Флинн торжественно извлек на свет сантиметр. — Мы пошлем старику Парбху твои мерки, чтобы он мог сшить тебе что-нибудь на заказ.

— Должен сказать, это весьма благородно с твоей стороны.

«И совсем нехарактерно», — добавила про себя Роза О’Флинн, наблюдая за тем, как отец тщательно обмерял ноги, руки, шею, грудь и талию Себастьяна.

— Вот не знаю, как быть со шляпой и обувкой, — уже заканчивая, вслух рассуждал Флинн. — Но я что-нибудь придумаю.

— И что бы это все могло значить, Флинн О’Флинн? — подозрительно поинтересовалась Роза.

— Ничего, ровным счетом ничего. — И чтобы избежать дальнейших расспросов, Флинн, забрав свои записи с сантиметром, поспешил из комнаты.

Какое-то время спустя, когда Мохаммед с носильщиками вернулись из «закупочного похода» в Бейру, они с Флинном уединились в тайном уголке оружейного склада.

— Купил? — нетерпеливо поинтересовался Флинн.

— Да, пять ящиков джина. Я оставил их в долине — в пещере за водопадом, — прошептал Мохаммед, и у Флинна вырвался вздох облегчения. — Но кое-что захватил с собой. — И Мохаммед извлек из-под одежды бутылку. Вытащив зубами пробку, Флинн плеснул себе немного в имевшуюся наготове эмалированную кружку.

— А с остальным что?

— Сложно было — особенно с шапкой.

— Но ты достал? — с нетерпением оборвал Флинн.

— Тут не обошлось без помощи Аллаха. — Мохаммед никак не хотел торопиться с рассказом. — В гавани стоял германский корабль — по пути в Дар-эс-Салам он остановился в Бейре. На его борту были три немецких офицера. Я видел, как они расхаживали по палубе. — Сделав паузу, Мохаммед откашлялся, словно в преддверии напряженного развития событий. — В ту ночь мой друг переправил меня в лодке на корабль, и мне удалось попасть в каюту одного из солдат.

— Ну, где товар-то? — Флинн начал терять терпение. Подойдя к двери рондавеля, Мохаммед подозвал одного из носильщиков. Затем вернулся со свертком и положил его перед Флинном на стол. Гордо улыбаясь, он ждал, пока Флинн его развернет.

— Боже всемогущий! — выдохнул Флинн.

— Красота?

— Зови Манали. Скажи, чтобы немедленно шел сюда.

Десять минут спустя Себастьян, которого Роза наконец неохотно перевела в категорию «ходячих» пациентов, вошел в рондавель, где был с радушием встречен Флинном.

— Садись, Басси, малыш. У меня для тебя подарок.

Себастьян нехотя выполнил просьбу, не сводя глаз с лежавшего на столе накрытого тканью предмета. Подойдя к столу, Флинн сорвал с него ткань. Затем церемониально, точно архиепископ Кентерберийский [20], он поднял шлем и с благоговением, как корону, опустил его на голову Себастьяну.

Готовый к полету золотой орел уже поднял крылья и в беззвучной угрозе раскрыл клюв; черная эмаль сияла матовым блеском, а золотистая цепь тяжело провисала у Себастьяна под подбородком.

Это было настоящее произведение искусства. Головной убор обладал настолько мощным воздействием, что словно поглотил Себастьяна, вобрав в себя его голову до самой переносицы, так что глаза были едва видны из-под выдающихся краев.

— Великоват на пару размеров, — констатировал Флинн. — Но можно подложить внутрь каких-нибудь тряпок, чтобы его слегка приподнять. — Сделав пару шагов назад, он наклонил голову, оценивая производимый эффект. — Басси, ты сразишь их наповал, малыш.

— А для чего это? — с беспокойством в голосе поинтересовался Себастьян из-под металлического шлема.

— Потерпи — узнаешь. — Флинн повернулся к воркующему от восхищения Мохаммеду. — Где одежда? — спросил он, и Мохаммед с напускной важностью махнул носильщикам, тащившим ящики от самой Бейры.

Парбху — индиец-портной — явно поработал на славу. Поставленная Флинном задача, несомненно, затронула креативные струнки его тонкой души.

Через десять минут Себастьян все еще стоял в центре рондавеля, а Флинн с Мохаммедом медленно ходили вокруг него, выражая восторг и поздравляя друг друга с успехом.

Помимо внушительного шлема, который теперь, благодаря уложенным внутрь тряпкам, сидел на голове повыше, на Себастьяне были небесно-голубой китель и галифе. Манжеты кителя были оторочены желтым шелком, и такая же полоска проходила по внешней стороне галифе, а воротник-стойка был расшит металлизированной нитью. Высокие черные сапоги со шпорами нещадно жали, так что Себастьян стоял красный от неловкости, неуклюже скосолапив ноги.

— К чему все это, Флинн? — жалобно пытался выведать он.