Крик дьявола

— Этот год был полон напастей, эпидемий и голода, — начал Мтопо заготовленную речь, после того как Себастьян, усевшись, немного пришел в себя. Она заняла около пятнадцати минут, и скромных познаний Себастьяна в суахили вполне хватило, чтобы понять, о чем тот говорил. Он был растроган до глубины души. Под воздействием пальмового вина и вследствие этого более эмоционального восприятия действительности он почувствовал, что всем сердцем проникся к этому старому человеку.

Пока Мтопо говорил, остальные жители деревни, бесшумно рассредоточившись, забаррикадировались в своих хижинах. Не стоило обращать на себя лишнего внимания во время отбора кандидатов на виселицу. В деревне воцарилась скорбная тишина, изредка нарушаемая лишь хныканьем младенца да злобным ворчанием пары обшарпанных псов, не поделивших шматок требухи.

— Манали, — встрял Мохаммед, нетерпеливо прерывая длинный перечень свалившихся на голову старика несчастий, — позвольте, мы обыщем хижину.

— Подожди, — остановил его Себастьян. Оглядываясь вокруг, он заметил, что под единственным баобабом в центре деревни стоит около дюжины носилок. Поднявшись, он направился к ним.

Когда он увидел их содержимое, у него перехватило в горле от ужаса. В паланкинах лежали обтянутые кожей человеческие скелеты. Обнаженные мужчины и женщины вперемешку, без разбора. Их тела были настолько истощены, что определить пол было практически невозможно. Тазовые пояса представляли собой костяные впадины, локти и колени — деформированные бугры с палками конечностей, лица — черепа с усохшими губами, обнажавшими зубы в вечном застывшем оскале. Но самый ужас таился в запавших глазницах — застывшие, широко раскрытые веки с зиявшими, точно красный мрамор, глазными яблоками. В них не было ни зрачков, ни радужной оболочки — лишь блестящие кровавые шары.

Себастьян поспешно отпрянул, ощутив поднимающуюся тошноту и ее характерный привкус во рту. Не решаясь произнести ни слова, он жестом велел Мтопо подойти и показал на тела.

Мтопо окинул их безучастным взглядом. Они были частью настолько обыденной повседневной картины, что порой он даже забывал об их существовании. Деревня находилась на границе зоны обитания мухи цеце, и ему с самого детства приходилось быть свидетелем случаев заболевания сонной болезнью, жертвы которой лежали под баобабом в глубокой коме, предшествующей смерти. Он не мог понять, что вызвало у Себастьяна такую озабоченность.

— Когда… — Голос Себастьяна сорвался, и он вынужден был сглотнуть, чтобы продолжить. — Когда эти люди в последний раз ели? — спросил он.

— Не так давно. — Вопрос явно озадачил Мтопо. Всем было известно, что, когда наступал сон, они уже больше не ели.

Себастьяну доводилось слышать о том, что люди умирали от голода. Такое случалось, например, в Индии, но здесь он столкнулся с этим лицом к лицу. У него возникло чувство, подобное мощной отливной волне. Перед ним были неопровержимые доказательства того, что все, о чем говорил Мтопо, оказалось правдой. Это был голод, который невозможно себе представить, — а он еще собирался отнять у этих людей деньги!

Себастьян медленно вернулся назад и грузно опустился на стул. Сняв с головы тяжелый шлем, он положил его на колени и грустно уставился на свои ноги, исполненный бесконечной вины и сострадания.

Флинн О’Флинн неохотно выдал Себастьяну сотню эскудо в качестве командировочных — мало ли что могло случиться еще до первого сбора податей. Кое-что уже было потрачено на взятые для переправы через Рувуму каноэ, но оставалось еще восемьдесят эскудо.

Достав из кармана кисет, в котором лежали деньги, Себастьян отсчитал половину.

— Мтопо, — негромко произнес он, — возьми эти деньги. Купи им еды.

— Манали, — возмущенно заверещал Мохаммед, — Манали, не делайте этого.

— Заткнись! — рявкнул на него Себастьян, протягивая Мтопо горсть монет. — Возьми!

Мтопо вытаращил глаза, точно ему протянули живого скорпиона. Это казалось так же невероятно, как если бы лев-людоед вдруг подошел и потерся о его ногу.

— Бери, — настойчиво повторил Себастьян, и Мтопо, не веря своим глазам, протянул сложенные пригоршней руки.

— Мохаммед, — Себастьян встал и водрузил на голову шлем, — мы немедленно выдвигаемся в следующую деревню.

Колонна Себастьяна уже давно скрылась в зарослях кустарника, а старый Мтопо, сжимая в руках монеты и боясь пошевелиться, сидел в одиночестве. Наконец он встал и окликнул одного из своих сыновей.

— Быстро отправляйся в деревню Саали, к моему брату. Скажи ему, что к ним идет сумасшедший — германский господин, который собирает налоги и делает подарки. Скажи ему… — тут его голос сорвался, словно он сам не мог поверить тому, что собирался сказать, — скажи ему, что этому господину нужно показать тех, кто спит, и тогда помешательство снизойдет на него и он подарит тебе сорок португальских эскудо. И еще — вешать он не будет.

— Саали — мой дядя — этому не поверит.

— Не поверит, — согласился Мтопо. — Наверняка не поверит. Но ты все-таки скажи ему.

25