Крик дьявола

— Будь оно неладно, — уступая, буркнул Флинн и отдал на суахили какие-то команды.

Несколько озадаченная команда Флинна нестройными рядами окружила флагшток. В этом весьма любопытном сборище из пятнадцати человек, одетых в обноски европейской одежды, оказались представители с полудюжины разных племен. Около половины из них были вооружены древними крупнокалиберными двустволками, с которых Флинн тщательно сточил напильником серийные номера, чтобы они никого не могли вывести на его след.

— Отличная команда, — расплылся, глядя на них в алкогольном благодушии, Себастьян. Жестами и интонацией он бессознательно копировал военного бригадира, принимавшего кадетский парад в Рагби.

— Давай-ка не будем отвлекаться, — напомнил Флинн.

— Друзья, — начал Себастьян, — мы собрались здесь сегодня… — Речь оказалась несколько затянутой, но Флинн добросовестно выдержал ее до конца, периодически незаметно прикладываясь к бутылке с джином. Когда Себастьян наконец приблизился к завершению, его голос звенел от пламенного накала, а от переполнявших эмоций к глазам подступали слезы. — … И вот перед Господом и человеком я объявляю этот остров частью славной империи его величества, Георга Пятого, короля Англии, императора Индии, защитника веры… — Его голос дрогнул — он пытался вспомнить, как следовало достойно завершать подобные речи, — и конец получился несколько скомканным: —…ну и все такое прочее.

Воцарилась всеобщая тишина, и Себастьян смущенно затоптался.

— А теперь-то мне что делать? — почти шепотом спросил он у Флинна.

— Да подними ты наконец этот чертов флаг!

— Ах да — флаг! — с радостным облегчением воскликнул было Себастьян, но тут же смутился вновь. — А как?

Прежде чем дать ответ, Флинн некоторое время поразмыслил.

— Полагаю, тебе придется лезть на пальму.

Под звонкое улюлюканье оруженосцев и чертыхание подталкивавшего и подбадривавшего его снизу Флинна губернатору Нового Ливерпуля удалось-таки взобраться по флагштоку футов на пятнадцать. Закрепив флаг, он спустился так проворно, что оборвал на жилетке все пуговицы и умудрился подвернуть лодыжку. Под его собственное пение «Боже, храни короля» надломленным от джина, боли и патриотизма голосом Себастьяна отнесли в одну из травяных хижин.

На всем протяжении стоянки на острове «Юнион Джек» — пусть и в несколько приспущенном положении — развевался над их полевым лагерем.

Прошло не менее десяти дней, прежде чем весть об аннексии, изначально разнесенная двумя рыбаками племени уакамба, долетела до аванпоста Германской империи, расположенного почти в сотне миль, в Махенге.

5

Махенге находился в буше над прибрежными низинами. В сущности, это были четыре торговых поста, которыми владели индусы, да резиденция германского районного комиссара.

Германская резиденция представляла собой внушительное каменное здание с соломенной крышей и просторной верандой, сплошь увитой пурпурной бугенвиллеей. Позади него располагались казармы и плац африканских аскари [8], а впереди одиноко торчал флагшток с реющим черно-красно-желтым стягом империи. Крохотная точка среди необъятных просторов африканского буша, местонахождение правителя территории размером с Францию. Территории, простиравшейся на юг до реки Рувумы и границы Португальского Мозамбика, на восток — до самого Индийского океана и на запад — до гор Сао-Хилл и Мбея.

Именно в этой цитадели сосредоточил свою безграничную власть комиссар Германии в южной провинции — власть средневекового барона-разбойника. Рука кайзера или, точнее, один из его мизинцев, была в ответе лишь перед заседавшим в Дар-эс-Саламе губернатором Шее. Но Дар-эс-Салам находился очень далеко, а губернатор Шее был страшно занятым человеком, которого совсем не стоило беспокоить по пустякам. И раз герр комиссар исправно собирал налоги, ему предоставлялось полное право делать это в удобной ему манере, хотя мало кому из туземцев южной провинции приходились по душе «удобные манеры» Германа Фляйшера.

В то время как гонец с вестью о британской аннексии Нового Ливерпуля добежал до колючих зарослей акации, сквозь которые уже виднелись крошечные строения Махенге, герр Фляйшер заканчивал полуденный прием пищи.

Он отличался могучим аппетитом, и его второй завтрак состоял из айсбайн — почти килограммовой свиной ножки, примерно такого же количества соленой капусты и дюжины картофелин, плававших в густой подливе. Раздразнив аппетит, он перешел к колбасе, которую еженедельно получал с курьером из находившейся на севере Додомы. Готовил ее настоящий гений — иммигрант из Вестфалии, знавший толк в шварцвальдской кухне. Колбаса с прохладным пивом «Ханса» из глиняного кувшина вызвала у герра Фляйшера сладостную ностальгию. Ел он хоть и как-то беспокойно, но методично, и поглощаемая пища, оказавшись под плотным серым вельветом гимнастерки с бриджами, выдавливала из него капельки пота, заставляя регулярно отвлекаться, чтобы вытирать лицо и шею.