Крик дьявола

Они направились к реке Рухахе. Как часто бывало, Роза шла во главе колонны. То, что она женщина, выдавала лишь длинная темная коса. Роза была в полевой куртке и длинных брюках цвета хаки, скрывавших женственность ее бедер. Длинноногая, она вышагивала с висящим через плечо заряженным «маузером».

Себастьян поражался произошедшим в ней переменам — незаметно появившаяся, подчеркнуто упрямая линия рта, фанатичный блеск темных глаз и голос, полностью утративший былую жизнерадостность. Говорила она редко, но Флинн с Себастьяном всегда прислушивались к ее мнению. Иногда, слушая этот выхолощенный, безжизненный голос, Себастьян чувствовал мурашки на коже.

Добравшись до места высадки с пристанью на реке Рухахе, они стали ждать возвращения катера. Это произошло тремя днями позже: тихое пыхтение возвестило о его приближении. Когда, доблестно сопротивляясь течению, катер показался из-за поворота и направился к деревянному причалу, они лежали в засаде.

— Вот он! — хриплым от волнения голосом произнес Себастьян, узнав на носу судна пухленькую фигурку в серой одежде. — Свинья, ах ты, мерзкая свинья! — Он щелкнул затвором винтовки.

— Стой! — Рука Розы легла ему на запястье, прежде чем он успел поднять приклад к плечу.

— Я могу уложить его отсюда! — возмутился было Себастьян.

— Нет. Я хочу, чтобы он нас увидел. Я должна ему кое-что сказать. Хочу, чтобы он знал, почему умрет.

Развернувшись, катер встал поперек течения, и его стало немного сносить, пока он легонько не ткнулся носом в причал. Двое аскари, выпрыгнув на берег, налегли на канаты, чтобы удержать катер, пока комиссар выгружался.

С минуту Фляйшер постоял на причале, глядя на реку. Ожидание должно было бы насторожить Флинна, но он не придал этому значения. Затем, слегка пожав плечами, комиссар поплелся к домику-пристани.

— Вели своим людям бросить оружие в реку, — старательно по-немецки велел Флинн, внезапно появляясь из зарослей камыша.

Похолодев от страха, Герман Фляйшер словно окаменел, однако его брюшко затряслось, и он стал медленно поворачивать голову в сторону Флинна. Его голубые глазки раскрылись до такой степени, что заняли большую часть физиономии, а его горло издало странный клокочущий звук.

— Быстро, или я прострелю тебе живот, — сказал Флинн, и Фляйшер обрел голос. Он передал приказ Флинна аскари, и в подтверждение со стороны катера донеслись многочисленные всплески воды.

Заметив краем глаза какое-то движение, Фляйшер повернул голову и лицом к лицу столкнулся с Розой Олдсмит. За ней полукругом стояли Себастьян с дюжиной вооруженных африканцев, однако чутье подсказывало Фляйшеру, что наибольшую угрозу представляла женщина. В ней чувствовалась некая безжалостная и смертельно опасная целеустремленность. И он задал свой вопрос, обращаясь именно к ней:

— Что вам надо? — Его голос был хриплым от страха.

— Что он говорит? — спросила у отца Роза.

— Хочет знать, что тебе надо.

— Спроси, помнит ли он меня.

Услышав вопрос, Фляйшер вспомнил ее — в ночной сорочке, на коленях возле горящего дома, и жуткий страх овладел им от этих воспоминаний.

— Это была случайность, — прошептал он. — Ребенок! Я не давал такого приказа.

— Скажи ему… — продолжала Роза, — скажи, что я сейчас убью его. — Ее руки решительно взялись за «маузер», снимая его с предохранителя, но глаза неотрывно следили за лицом Фляйшера.

— Это была случайность, — повторил Герман и отшатнулся, поднимая руки, словно стремясь защититься от неминуемой пули.

В этот момент стоявший позади Розы Себастьян вскрикнул:

— Смотрите!

Из-за поворота, всего ярдах в двухстах от того места, где они стояли, на реке показался еще один катер. Он плыл быстро и бесшумно, на его невысокой топ-мачте развевался флаг военно-морского флота Германии. Вокруг стоявшего на носу пулемета «максим» сгрудились люди в белоснежной форме.

Группа Флинна смотрела на происходящее, не веря своим глазам: появление здесь немецких военных казалось настолько невероятным, что было сопоставимо разве что с появлением лохнесского чудовища в Серпантине [25]или льва-людоеда в соборе Святого Павла, но пока они несколько секунд пребывали в оцепенении, расстояние между катером и причалом стремительно сокращалось.

Первым опомнился Герман Фляйшер. Раскрыв рот, он что есть сил завопил на всю реку:

— Киллер, это англичане!

Затем в три легких шажка он с невероятным для своей туши проворством, словно в танце, увильнул из-под прицела грозного оружия Розы и нырнул с пристани в мутно-зеленую воду.