Флинн поднял ружье и положил его перед собой на скалу. Окинув взглядом оба ствола, он заметил сухую травинку, намотавшуюся на мушку прицела. Он опустил ружье и ногтем большого пальца выковырял мешавшую травинку. Затем снова поднял ружье и попробовал прицелиться.
Черный шарик мушки привычно расположился в V-образном прицеле, он поводил мушкой по боку старого самца и вновь вернулся к груди. Все было готово к смертельному выстрелу. Указательный палец мягко и бережно лег на курок.
Крик был слабым, едва слышным в наполненных горячим воздухом бескрайних сонных просторах Африки. Он доносился откуда-то сверху.
– Флинн! – И вновь: – Флинн!
Подобно взрыву, стоявший под фиговым деревом старый самец с невероятной скоростью сорвался с места, задрав здоровенные бивни. Он стал удаляться от Флинна кажущейся неловкой, шаркающей поступью; ствол дерева прикрывал его бегство.
В течение нескольких мгновений ошарашенный Флинн еще прятался за глыбой; шансы на удачный выстрел с каждой секундой таяли. Вскочив на ноги, он бросился к фиговому дереву, еще рассчитывая с ходу попасть куда-нибудь в область спины – туда, где она изгибалась вниз от массивных горбов к облысевшему хвосту.
Резкая боль пронзила его ногу, когда он всем весом наступил на трехдюймовый шип буйволиной колючки. Красноконечный, острый, как шило, он вошел ему в ступню в районе подъема стопы чуть не на всю длину, и, вскрикнув от боли, Флинн рухнул на колени.
Примерно в двух сотнях ярдов старый самец исчез в лесистой лощине.
– Флинн! Флинн!
Сопя от боли и негодования, Флинн сидел на траве, подогнув больную ногу в ожидании Себастьяна Олдсмита.
– Я подпущу его поближе, – приговаривал Флинн.
Себастьян приближался несуразно длинными шагами человека, бегущего вниз по склону. Он где-то потерял шляпу, и теперь при каждом шаге его черные кудри мотались из стороны в сторону. Его крики не смолкали.
– Прямо в живот, – злился Флинн. – Из двух стволов! – И потянулся к лежавшему рядом ружью.
При виде этого Себастьян резко свернул в сторону.
Флинн вскинул ружье.
– Я предупреждал. Я же говорил, что не шучу. – Его правая рука сомкнулась на рукоятке приклада, а указательный палец привычно нащупал курок.
– Флинн! Немцы! Их целая армия. Прямо за горой. Они идут сюда.
– О Боже! – воскликнул Флинн, тут же забывая о своих лютых намерениях.
Привстав в стременах, Герман Фляйшер помассировал себя рукой. Его пухлый зад и по форме, и по содержанию был весьма женственным, и после пяти часов, проведенных в седле, жаждал покоя. Он только что преодолел на своем осле хребет Сании, а здесь, под ветвями раскидистого фигового дерева, царила прохлада. После некоторых колебаний он поддался соблазну и обернулся, чтобы отдать приказ своему остановившемуся позади войску из двадцати аскари. Все они преданно смотрели на него, уже предвкушая, что у них вот-вот появится возможность расслабиться, распластавшись на земле.
«Ленивые псы!» – грозно нахмурившись, подумал Фляйшер. Он отвернулся от них и аккуратно поместил зад на седло.
– Акуэнде! Поехали! – приказал он, пришпоривая пятками осла, и тот потрусил вперед.
Метрах в трех над головой Фляйшера, наблюдая за его отбытием поверх двух ружейных стволов, на развилине дерева сидел Флинн. Он проследил, как отряд, удалившись вниз по склону, скрылся из виду за холмом, и лишь потом опустил двустволку.
– Фу! Чуть не вляпались, – раздался откуда-то сверху из листвы голос Себастьяна.
– Стоило ему хоть одной ногой ступить на землю, я бы отстрелил ему башку, – заявил Флинн. Это прозвучало так, будто он сожалел об упущенной возможности. – Ладно, Басси, помоги-ка мне слезть с этого чертова дерева.
Флинн сидел босой под фиговым деревом, протянув правую ногу Себастьяну.
– Он же был прямо передо мной.
– Кто? – переспросил Себастьян.
– Да слон, идиот. Впервые он был так близко. И тут… Ай! Какого черта ты делаешь?
– Пытаюсь вытащить из тебя этот шип, Флинн.
– А такое впечатление, словно ты пытаешься забить его молотком еще глубже.
– Не могу его как следует ухватить.
– Давай зубами – это единственный способ, – распорядился Флинн, и Себастьян слегка побледнел от такой перспективы. Он взглянул на ногу Флинна – нога была большой, мозолистой, с отслаивавшимися лоскутами прелой кожи и прочими темнеющими заскорузлостями. Себастьян ощущал ее запах чуть ли не в трех футах от своего носа.
– А сам-то не хочешь попробовать дотянуться? – возразил он, рассчитывая увильнуть.
– Я что тебе – фокусник-акробат?
– А Мохаммед? – С надеждой в глазах Себастьян повернулся к щуплому оруженосцу. Вместо ответа на вопрос Мохаммед ощерился, обнажая в оскале розовые беззубые десны. – Да, – отозвался Себастьян. – Понятно. – Его взгляд, вновь вернувшись к ноге, замер, будто в тошнотворном гипнозе. Он сглотнул, и его кадык нервно дернулся.
– Давай, не тяни, – понукал Флинн, и Себастьян склонился к ноге.