Крик домашней птицы (сборник)

О. АЛЕКСАНДР. …Ибо грех убийства здесь отягчен ропотом, восстанием против промысла Божия. Такой грех не будет прощен. (Уходит.)

УЧИТЕЛЬ. Не будет?.. Даже если Сам Господь захочет? (После паузы.) Ну, с Александром Ксения справилась, отпели Верочку… Никому не нужна была ее смерть, никому… Три года… больше уже, как Верочки нет… (Внезапно.) Вот что: надо было мне жениться на ней, а потом отпускать в Петербург, хоть куда. Почему я этого не сделал?

Сцена четвертая Крест

Ксения читает дневник Учителя у себя дома, в красном углу, под иконами и распятием.

КСЕНИЯ. Жениться. Ишь… Женилку отрастил. Чтоб ты лопнул! Слабак. (Бьет кулаком по столу.) Прости, Господи. (Трет ушибленную руку.) Дочь отняли, страну развалили. Субчики-голубчики вроде тебя, умника, развалили. Была страна, была семья, дочь. Идеалы были. Чего-то боялись. (Переводит взгляд на распятие.) Ну хорошо, другие появились… ориентиры. Мы же всё поняли правильно. По делам их узнаете их, кто сказал? Крестилась, дочь крестила, храм выстроить помогла. Дочь погибла. Ни дочери, ни страны. Вот награда. Не-е-т, понять невозможно. Я-то свой долг знаю. И что? Вот и этот, малохольный, батюшка наш, Александр Третий (усмехается), тоже… (передразнивает) «Сила моя в немощи совершается». Какая ж сила в немощи? Верочку отпевать не хотел… Пришлось разрешение брать. Сказанул потом на поминках: «У Него все живы». Утешил. У Него-то, может, и все, а у нас — не все. Я свой долг знаю: обещала храм восстановить — сделала. И дальше делать буду. И не жду гарантий. (Опять переключает внимание на соседа.) Знаешь что, голубчик, а давай-ка мы тебя немножко подвинем! Построим что-нибудь для людей, а? (Осененная догадкой.) Часовню. Часовню построим! Часовенку… В самом центре… А то — четверги, стихи, проза… (Снова сердится.) Разберемся еще, кто тебе прозу твою заказывает. И с заказчиками разберемся. (Чешет руку, синтетическая ткань производит неприятный звук.) Не такой уж, может, ты и слабак, а? Черт, осторожней надо. Пахомова читала? Да уж наверное… Вот ведь приходится со всеми этими уродами считаться. Паша теперь этот, шибздик. Только выбрали, а гонору-то, гонору! Офицер, внук солдата! «Сам глава администрации вам обещает!» Ох ты какой! (Вдруг улыбается.) Голова только большая, а там, говорят, все маленькое-маленькое. Смех и грех. (Опять разозлившись.) Тьфу. (Бросает дневник Учителя на стол.) Потом дочитаю гада. (Громко, в пространство.) Ну что, открыли уже? (Вздыхает.) Всё одна, всё самой… Сил нет тащить, а надо… Весь город на мне. Долг. Крест.

Сцена пятая Бизнес

1. Пельмени

Пельменная. В подсобном помещении сидит, закрыв глаза, Рухшона. Низкий потолок, из крана капает вода. В зале за столиком один Жидков. Посреди пельменной неподвижно стоят растерянные таджики. Пахомова, заведующая пельменной, уговаривает их разойтись.

ПАХОМОВА. Идите, хозяйка придет, худо будет.

Входит Ксения.

КСЕНИЯ. Так, что у нас происходит?

ПАХОМОВА. Денег им подавай, Ксения Николаевна. Испытательный срок, понимаешь ты, кончился.

КСЕНИЯ. Так, всё. Собрали манатки и гуд бай.

Таджики пытаются что-то произнести.

Нарекания есть к вам, ясно? Жилье, питание, тебе вот (одному из таджиков) вообще «скорую» вызывали. А работы мы вашей не дождались. Давайте, топайте! По утренней прохладце. Всё, брысь! Пахомова, проводи.

Таджики уходят. Ксения улыбается пришедшей в голову шутке.

Таджики у нас, как пельмени: с истекающим сроком годности. Одноразовые. Не хотели жить в великой стране, ну и… ауфвидерзеен.

2. Молитесь за врагов

Пахомова, выпроводив таджиков, возвращается.

ПАХОМОВА. Там батюшка наш, Отец Александр, вас ожидает. Говорит — с просьбой.

КСЕНИЯ. Кстати-то как! Зови, зови!

Осторожно входит Отец Александр, священник, в обычной одежде, без знаков священства. Ксения подскакивает к нему и складывает руки, чтобы получить благословение.

ЖИДКОВ (из угла). О, явление Христа народу! Александр Третий!