Крик домашней птицы (сборник)

РУХШОНА. Нет, последователи аль-Ваххаба, тысяча семьсот третий — тысяча семьсот девяносто второй.

САЕВЕЦ. Не слабо. Теперь столько не живут. Экология. А эти, которые — другие?

РУХШОНА. «Юрчики»? Коммунисты. Хотя логичнее именно коммунистам зваться «вовчиками», не так ли? (Саевец не понял шутки.) Но вот — «юрчики». По имени, представьте себе, Юрия Андропова.

САЕВЕЦ. Андропова? Ах, ну да. Черт, охренеть… Юрчики-вовчики. А вы-то, в принципе, за кого?

РУХШОНА. Ни за кого. В принципе. За закон.

САЕВЕЦ. А-а… Конституция?

РУХШОНА. Нет, за другой закон. Не нами писанный.

САЕВЕЦ. Ну… это философский вопрос.

РУХШОНА. А чего мы, собственно, ждем?

САЕВЕЦ. Да ничего, сейчас оформим. Под подписку о невыезде. Не волнуйтесь, главное.

Слышны голоса, хлопанье дверей. Саевец выходит в коридор.

4. Еще шутка

Рухшона озирается, пытаясь понять, в какой стороне Мекка, двигает стул. Затем склоняет голову, закрывает глаза, беззвучно молится. Возвращается Саевец, занимает свое место. В дверях снова становится Пахомова.

САЕВЕЦ. Ибрагимова! Должен до вас довести, что убитый вами гражданин является Павлом Андреевичем Цыцыным, главой местного самоуправления.

РУХШОНА. Это ничего не меняет.

САЕВЕЦ. То есть.

РУХШОНА. То есть он обыкновенный насильник. Кем бы ни был еще при жизни. (Встает.)

САЕВЕЦ. Спокойно, спокойно…

Рухшона садится.

…Мы расследуем убийство законно избранного главы местного самоуправления. Что это значит, не мне вам объяснять, Конституцию вы читали.

РУХШОНА. Происшедшее было не убийством, а обороной.

САЕВЕЦ (усмехаясь, Пахомовой). Ничего оборона. Шесть ножевых: в живот, в лицо, в пах, а у ней ни царапины.

ПАХОМОВА. Весь праздник насмарку из-за одной…

САЕВЕЦ (не дает Пахомовой закончить мысль). Сожалеете о содеянном?

РУХШОНА. Бессмысленный вопрос, у меня не было другого выхода.

Саевец обходит Рухшону кругом, пристально смотрит ей в глаза.

САЕВЕЦ. А полюбовно договориться — не могла?

Рухшона привстает, у нее вырываются горлом те же звуки, что и утром. Саевец отшатывается, переводит взгляд с Рухшоны на нож, оставленный им на столе, потом на Пахомову, та забирает нож.

Все, не надо нервничать. (Садится на место, успокаивается.) Голова от вас кругом идет. Пусть в области разбираются.

Стук в дверь.

ГОЛОС. Давай, закругляйся по Ибрагимовой — и дуй туда!

САЕВЕЦ (пишет, по-детски старательно). На почве внезап-но воз-ник-ших не-при-яз-нен-ных отношений. (Не глядя на Рухшону, подвигает ей протокол.) С моих слов записано верно, мною прочитано, замечаний не имею.

РУХШОНА. Этого я подписывать не буду. (Поднимает взгляд на Саевца.) Орфографию поправить? (После паузы.) Шутка.

Сцена одиннадцатая Подвиг

1. Дозалупался Паша

В пельменной тихо. Несколько милиционеров курят возле окна. Пахомова, заведующая пельменной, моет испачканный кровью пол. Врываются Ксения с Рукосуевым.

КСЕНИЯ. Ужас, Господи, ужас какой!

РУКОСУЕВ. Вроде, цело все. И народу — никого. Что же это за теракт? Видали мы теракты… по телевизору.

КСЕНИЯ. Погоди! (Саевцу.) Чем они его? (Тот изображает удар ножом). А, ножом… (Понемногу приходит в себя, пытается взять все в свои руки.) Почему сразу не известила, Пахомова?

Пахомова что-то тихо говорит Ксении.

Сноху ходила поздравить? С тобой мы еще разберемся, умница! (Милиционерам.) А накурили-то, накурили! Мужчины, курите на улице!

Милиционеры перемещаются к входной двери.

Саевец, стой. Где? Где все было?

САЕВЕЦ. На кухне, Ксения Николаевна.

КСЕНИЯ. На кухне? Что Паша делал на кухне? (Некоторое время озирается, вдруг спохватывается.) А Роксана где? Где Роксана моя?!

САЕВЕЦ. Кто? Ибрагимова, что ли? В изоляторе, где еще?

КСЕНИЯ. В изоляторе?

САЕВЕЦ. Завтра — в область.

КСЕНИЯ. Что-о-о? Это — она??? Господи! (Принимается было причитать и тут же перестает.) Ясно теперь. Паша за девочкой поухаживал. А она-то! Вот это да-а! Где, где она?