Крик души

Пожалел, что не курил. Впервые в жизни пожалел об этом. Засунув руки в карманы джинсов долго еще стоял, закинув голову вверх и закрыв глаза, потом смотрел на Москву-реку и, стискивая губы, думал о том, что говорил отец, вспоминал и прокручивал все детали и мгновения произошедшего разговора.

А когда, немного успокоившись, в половине третьего ночи все же вернулся домой, застал ее.

Она лазила на кухне, раскрывая полки и заглядывая в холодильник.

Еще у двери услышав странные шелестящие звуки, доносившиеся из столовой, он, нахмурившись, двинулся туда. В светлой щелочке, образовавшейся от приоткрытой дверцы холодильника, он мгновенно заметил застывший в полутьме детский силуэт, резко обернувшийся при его появлении.

Тихий испуганный вскрик… и она тут же захлопнула дверцу, словно желая раствориться в темноте.

И Антон почему-то сорвался. Понимал, конечно, что она ничего плохого не делает, но все же…

Щелкнул выключателем, мгновенно подскочил к девочке и, схватив ее за плечи, затряс хрупкое тельце, набросился на нее с колкими обвинениями и упреками. Не обращая внимания на палку колбасы, зажатую в дрожащей руке, на испуганные, широко раскрытые, блестящие от ужаса черные глаза с застывшим в них диким страхом. Вообще ничего перед собой не видя, и, словно не осознавая, что творит.

Все растворилось в событиях и числах, словах и поступках, смешалось в один вертящийся вокруг него водоворот, ураганным вихрем подминая его под себя и выбивая почву из-под ног.

Разговор с отцом, его горящее мольбой и решительностью лицо, злобные крики и упреки. Громкий треск захлопнувшейся двери. Визг тормозов и бесконечная вереница светящихся московских улиц.

А потом, неожиданно, как выхваченная из памяти картинка недавнего прошлого… Она. Сжавшись в комочек, сидит в углу, прижимаясь в кирпичной стене, дрожит всем телом, смотрит на него зачарованными глазами с горящим внутри зрачков испугом, словно силится что-то сказать, но молчит… Бьется в его руках, вырывается, но он держит крепко, не отпускает…

Трясет ее за плечи, как сумасшедший, и кричит, искаженным злобой лицом нависая над ней.

Что на него нашло, он не мог объяснить и потом, а тогда, в тот самый момент, он и вовсе не понимал, что делает, продолжая отчаянно подавлять, больно, жестко, грубо сжимая пальцами тоненькие плечики девочки и изрыгая на нее необоснованные обвинения.

— Ты что тут делала?! Ночью?! — воскликнул он с чувством. — Тебе мало того, что ты уже имеешь, ты хочешь нас еще и обокрасть?! — он сильно тряхнул ее, заметив помутившимся сознанием, как дернулась назад ее голова. — Обокрасть нас хочешь?! Ах ты, маленькая воровка!..

Она застыла недвижимо, даже не шелохнулась, смиренно принимая его жестокие слова и грубые захваты, но вдруг ее голова резко дернулась, она посмотрела на него. Прямо в глаза, пристально, прямо.

И тут он понял, ощутил, что что-то вдруг, молниеносно изменилось.

Он резко остыл, тяжело дыша и глядя в ее лицо, бледное, с красными, сонными глазами, и, уставившись на дрожащие сильной дрожью губы маленькой девочки, нервно сглотнул.

Что же он наделал?.. Что же он наделал!?

Сердце бешено барабанило в горле, а надломленная тупая боль образовывала зияющую дыру в груди.

Захват его рук ослаб, он почти выпустил ее из онемевших вмиг пальцев, и все смотрел на ее личико, на подрагивающие ресницы, на широко раскрытые глаза, на приоткрытые губы. Ее испуг, ее страх, ее обиду… Он все ощутил на себе. Словно в него вонзили все эти чувства, обнажая его перед ними.

И он испугался своего поведения, глядя в горящие незнакомым ему блеском глаза.

Всего мгновение. Ничтожное и ледяное мгновение. Казалось, оно длилось бесконечно.

Сначала застывшая в его руках бесчувственной игрушкой, Даша уже в следующий миг забилась, стала сопротивляться, не раздумывая, как разъяренная, дикая кошка, бросилась на Антона и, вцепившись ему в волосы, принялась отчаянно рвать их на себя. Она дергала его, ногтями впивалась в кожу лица и царапая ее до появления первых капель крови. Царапалась, брыкалась, вопила, била его кулачками, пыталась задеть кожу зубами и снова впилась в его волосы и щеки.

Ошеломленный, он пытался скинуть ее с себя, отцепить крепкие маленькие ручонки от своего тела, но девочка, словно срослась с ним. Ногами она оплела его за талию, повиснув на ней намертво, а ногти ее продолжали отчаянно полосовать его лицо, щеки и виски. Под ногтями появилась кожа, горячая, липкая кровь текла по ее рукам так же, как и по его лицу, но она продолжала неистово бороться.

Антон взвыл от боли и, схватив ее за волосы, потянул их на себя. Девочка даже не дернулась, продолжая разъяренно царапать его лицо и истерично биться в крепких руках.

— Безумная! Идиотка! Отцепись от меня! — закричал парень, борясь с девочкой и пятясь назад.

Со стола упала ваза с фруктами, яблоки покатились по полу, две чашки с недопитым чаем опрокинулись, разливая желтоватую жидкость, с кухонных полок посыпались банки с крупами, сахарница и салатница с пронзительным бьющимся звуком разбились о пол, разлетевшись на осколки.