— Я знаю, — плакала она, — но это так ужасно, что я даже думать об этом не могу! — Она посмотрела на него. — Клянусь, если бы я могла заново прожить вчерашний день, — неожиданно заявила она, — ни за что бы не оставила его одного внизу, потому что, если бы я была там, то заметила бы, как одеяло накрыло ему личико… Я могла бы спасти его, но я так устала, а он так сладко спал… — Никки задыхалась. — У него, должно быть, случился еще один приступ, такой же, как раньше, но меня не было рядом… — Она не могла вынести это: ей было слишком больно даже просто думать об этом. — Он боролся за жизнь, один, и не было никого, кто бы помог ему, — сдавленно произнесла она. — Это я во всем виновата, и я знаю, что никогда себе этого не прощу, пусть даже теперь он спасен от тех ужасных мук, на которые был обречен.
Прижав ее к себе еще сильнее, словно пытаясь вобрать в себя ее боль, он почувствовал, что и сам опять плачет, и сказал:
— В этом нет твоей вины. Ты была прекрасной мамой. Даже миссис А. так говорит, а она в таких вещах разбирается.
Кто-то постучал в переднюю дверь внизу, но они остались сидеть на кровати, поскольку Дэвид отправился открывать, а затем встревоженно переглянулись, услышав голос, не знакомый ни одному из них.
Дэвид пригласил незнакомца войти в дом, и Никки почувствовала, как в горле поднимается тяжелый ком, когда, несколько мгновений спустя, шаги Дэвида зазвучали на лестнице. Затем он появился в дверях спальни и, глядя на нее своими большими проницательными глазами, сообщил:
— Это полиция. Они хотят поговорить с тобой.
Паника обрушилась на нее, словно удар кулаком.
— Так со мной или с нами обоими? — дрожащим голосом переспросила Никки.
— Им нужна именно ты.
— Ничего страшного, я пойду с тобой, — заверил ее Спенс. — Наверное, они приехали, чтобы сообщить нам результаты вскрытия.
Встав с кровати, Никки прижала ладони к щекам, приказывая себе быть сильной.
— Все будет хорошо, — заверила она Спенса, чтобы поддержать и его, и себя.
— Конечно, — согласился он, беря ее за руку. Они последовали за Дэвидом вниз по лестнице.
Когда Спенс и Никки шли в комнату, констебль Фримен и другой детектив стояли перед камином. Фримен скрестил руки перед собой, а в его очках отражался свет лампы, так что они не видели его глаз. Его коллега стоял немного позади, и выражения его лица тоже не было видно. Дэвид, Дэнни и Кристин сидели рядом, их лица были такие же бледные, как и у Никки, словно они, как и она, задержали дыхание.
Фримен откашлялся.
— Где мы можем уединиться для беседы? — спросил он.
Никки была удивлена и встревожена.
— Я… Гм… В кухне, но…
— Пожалуйста, скажите, что вы должны нам сообщить, — попросил его Спенс. — Мы среди друзей. Нам совершенно нечего скрывать.
Фримен, казалось, колебался, но потом снова повернулся к Никки и спросил:
— Вы Николь Грант?
Смешавшись, потому что он уже знал, что это она, Никки ответила:
— Да.
— Назовите дату вашего рождения, — продолжал он.
Она покосилась на Спенса, чтобы посмотреть, понимает ли он, что здесь происходит, но он казался таким же сбитым с толку.
— 14 июля 1988 года, — сказала она.
Фримен сделал шаг вперед. Теперь они видели его глаза: большие, круглые, и в них плескалось какое-то чувство, похожее на сожаление.
— Николь Грант, — официально объявил он, — вы арестованы по подозрению в убийстве Зака Джеймса…
Никки в ужасе отшатнулась.
— Нет! — крикнула она. — Я не делала этого! Вы не можете арестовать меня…
Спенс закрыл ее руками и кричал на полицейских, требуя оставить ее в покое.
Второй полицейский выступил вперед, словно собираясь обуздать Спенса.
Дэвид и Дэнни вскочили; Кристин от ужаса словно приросла к дивану.
Фримен все еще говорил:
— …вы не обязаны отвечать на вопросы, но это может повредить вашей защите, если во время допроса вы умолчите о чем-то, на что позже будете опираться в суде. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Ошеломленная, Никки молча таращилась на него. Голова у нее кружилась; сердце билось слишком часто.
— Вы не можете так поступить со мной, — отрывисто заявила она. — Я его мать, я никогда не причинила бы ему боли.
— Я должен напомнить вам, что вы только что получили предостережение, — заметил Фримен, — и потому для вас желательно ничего не говорить.
Никки внезапно захотелось завопить и сорваться с места, вонзить ногти ему в лицо, сделать что угодно, лишь бы заставить его остановиться, но она могла только слушать, как он говорит остальным, что в доме будет произведен обыск и что им придется временно покинуть помещение.
— Какие у вас доказательства? — внезапно выпалил Спенс, когда Никки повели к двери. — Вы не можете арестовать ее без доказательств.
Фримен обернулся к нему.
— Вы отец ребенка? — уточнил он.
Спенс кивнул.
— Тогда вынужден сообщить вам, что вскрытие подтвердило смерть от преднамеренного удушья.
Никки показалось, что она задыхается. Или ее сейчас вырвет.
— Я клянусь, что ничего плохого не делала, — хрипло пробормотала она. — Я знаю, что вчера я говорила…
— Я должен попросить вас замолчать, — заявил он, снова напоминая ей, что она получила предостережение.