Крик души

— Нет, я приехал, чтобы повидаться с тобой, — сказал он Никки. — Я хотел… Это было… Есть одна тайна, о которой мы с твоей матерью так тебе и не сказали, — наконец произнес он, — и когда мы услышали, чем именно болен ребенок... Я… Я подумал, пришла пора тебе узнать правду.

— О Джереми! — ахнула Адель и зажала ладонями рот.

— Твоя мать не хотела, чтобы ты знала, — продолжал он, — она сказала, что это ничего бы не изменило, и я думаю, что она была права, но я… — Его голос стих, когда он прикоснулся трясущейся рукой к голове. — Я думал, что тебе нужно понять, как такое могло случиться, почему в тебе есть тот самый ген, и потому я приехал, чтобы сказать тебе.

Адель повернулась к Никки, глядевшей на них замученными глазами.

— Это не… Я не хотела…

— Просто скажи, в чем дело! — закричала Никки.

Адель повернулась к мужу. Он казался таким болезненным и разбитым, словно еще немного, и он упадет в обморок.

— Тебе с этим не справиться, — заметила она. — Почему бы мне…

Он кивнул.

— Да, расскажи ей, — согласился он.

Целое мгновение ничего не происходило; затем Адель кивнула, словно наконец смирившись с тем, что у нее нет выбора, и, нервно сглотнув, заставила себя повернуться к Никки и Спенсу.

— Для всех нас это будет нелегко, — предупредила Адель, — но я хочу, чтобы ты знала, Николь, что я всем своим сердцем сожалею… — она смахнула со щеки слезу. — Я совершила много ошибок… Мне бы хотелось… — Когда ей не хватило слов, к ней подошел Джереми и положил руку на ее плечо, и она крепко сжала его ладонь. — Я не знаю, с чего начать, — призналась она.

Словно набравшись сил или, возможно, собравшись с мыслями, Грант сказал:

— Давно, много лет назад, у меня был деловой партнер. Звали его Мэтью. Мэтью Кэрнс. Он твой настоящий отец, Николь. Я удочерил тебя, когда тебе было несколько месяцев.

Никки внезапно почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног, словно мир начал вращаться и разваливаться на куски. Она видела, как мать закрыла лицо руками, и ощутила, как Спенс еще крепче обнял ее, но все это словно происходило с кем-то другим. Все это было иллюзией. Ее отец не был ее отцом. Человек, которого она любила всю свою жизнь, с кем боролась и кому бросала вызов, доверяла, смеялась и испытывала, но чьего одобрения никак не могла добиться, оказывается, даже не был ее кровным родственником — и он задушил ее сына. Ужасные, отчаянные рыдания вырвались из самых глубин ее души. Она не была уверена, что сможет слушать дальше.

И тут ее мать, очевидно, обретя дар речи теперь, когда ее муж показал ей путь, сказала:

— Мэтью умер, когда я была на седьмом месяце беременности. Мы были женаты, но брак… Брак был неудачным. Мэтью… Он любил выпить, а когда был пьян, становился жестоким. Я думала, что, если забеременею, он бросит пить, но вот только, похоже, это лишь все усугубило. Разочарование застилало ему разум, и он винил всех, кроме себя, в том, что его жизнь катится вниз. Он отчаянно хотел стать успешным сценаристом. Это была его страсть, навязчивая идея, но все сценарии, которые он отправлял, в результате возвращались к нему с отказом. Раз за разом. Это сводило его с ума. Он просто не мог смириться с этим. То, что фирма, которую основали он и твой отец… — она неловко посмотрела на Гранта, — становилась успешной, казалось, не имело никакого значения. Он умел ладить с людьми, все любили его и хотели вложить деньги в их бизнес, но затем на него наваливалась ужасная черная хандра и он топил ее в виски. Он не хотел быть биржевым маклером, он ненавидел эту работу, несмотря на явный талант, и чем успешнее он становился, тем сильнее отрицал свой успех. Он перестал заботиться о клиентах, потерял их деньги и даже начал кричать на них, когда они звонили с законными претензиями. Он всегда был пьян; когда это стало происходить в особенно безобразной форме, ни Джереми, ни его родителям, имевшим на него влияние, не удавалось убедить его вернуть контроль над своей жизнью.

У Никки кружилась голова от образа человека, испытывающего муки, человека, которого она уже никогда не узнает. Она спросила:

— Он… Я так понимаю, он был евреем? — Ее голос был хриплым и срывался от замешательства.

Глаза ее матери заволокло слезами, и она кивнула.

— Его родители были прекрасными людьми, — сказала она. — Они так старались помочь Мэтью, но ему это было совершенно не нужно, и он перестал навещать их. Затем перестал ходить на работу. Он просто сидел дома и писал, писал, а затем швырял исписанные страницы мне в лицо, когда вечером я возвращалась домой. Он, похоже, считал, что это я виновата в том, что все пошло не так, как ему хотелось, и когда он рвал сценарии в клочья, то словно пытался наказать меня.

Она вздохнула, затем заставила себя продолжать рассказ.