Крик горностая

Аделия не понимала. Максим снисходительно хмыкнул, но развивать тему не стал — сложно гражданским рассказать все непростое и зачастую неприглядное закулисье криминального мира, особенности агентурной сети любого следователя, наличие которой помогает расследовать дело иногда не выходя из кабинета.

— Это хорошо, — выдохнула Аделия. — Знаешь, я отчего-то волнуюсь за эту женщину, Анну Ревель. Она такая… беззащитная, потерянная.

Она пересела ближе к мужу, положила голову ему на грудь. Макс обнял за плечи, задумчиво поглаживал по плечу.

— Просто ты — впечатлительная натура, — сказал.

— Чего это?

— Ну, она пришла, всплакнула, потрясла перед твоим носом носовым платочком, так? Та-ак… Ты и растаяла. И вот уже решаешь ее проблемы.

Аделия отпрянула:

— Макс, мне не нравится, когда ты так говоришь, — у нее округлились глаза. — Это цинично.

Мужчина развел руки, изогнул бровь:

— А я и есть циник, и не скрывал это…

Аделия сбросила его руку, встала.

— Макс, мало того, что ты некрасиво отзываешься о незнакомой тебе женщине, так ты еще и мои умственные способности ставишь под сомнение. По-твоему, я — дура, которой можно так манипулировать?!

Она покраснела, взгляд стал искриться, будто внутри зажгли сразу несколько веточек бенгальского огня.

Макс понимающе кивнул — чем больше Аделия возмущалась, тем меньше ему нравилось ее участие в этой истории.

— Ты, помнится, недавно говорила, что хочешь стать следователем. Так вот… Тебе не хватает холодной головы и объективности. Знаешь, какие песни умеет петь человек, чтобы оправдать собственную трусость, подлость или глупость? — он закатил к потолку глаза и широко улыбнулся: — О-о, это стоит отдельного разговора. Поэтому, что твоя Анна Ревель вместо того, чтобы обсудить свои видения с родственниками, пошла к гадалке, говорит в первую очередь о том, что она нуждается в безоговорочном доверии. Ей не нужна критика и сомнения. Поэтому она пришла туда, где априори готовы поверить в любую дичь, какую она не скажи. Хоть про зеленых человечков или драконов.

Он раздражающе ласково улыбнулся, чем выбесил Аделию еще больше:

— Как у тебя замечательно все получается! — она всплеснула руками. — Все кругом доверчивые и мнительные дурочки, один ты — тонко устроенный организм, которому не свойственны ошибки и человеческие слабости…

Макс понял, что перегнул палку — вот эта его извечная расслабленность дома, когда кажется, что тут можно быть самим собой и говорить, что думаешь, особенно не выбирая выражения — не на службе же, — постоянно выходит ему боком. «Ой, дурак!», — отругал себя и примирительно воздел руки:

— Адель, я не то хотел сказать!

— Но сказал именно это!

Аделия развернулась и вышла из комнаты. Он слышал ее сердитые шаги по коридору, как они удаляются и стихают в кухне.

— Н-да, Александров, ты опять вляпался… Вечно ты, то в говно, то в партию…

Вздохнув, он встал и пошел на кухню.

Аделия сидела за столом, спиной ко входу. Он поскребся по косяку:

— Не убьешь?

Она фыркнула, повела плечом, как дикая кошка, на которую брызнули водой, но не обернулась. Макс прошел к столу, почесал подушечкой указательного пальца между лопатками.

— Мур? — спросил.

Аделия не ответила, продолжала сидеть, уткнувшись в кружку с чаем. Макс встал позади, погладил плечи, чуть надавил, массируя. Спрятал улыбку, заметив, как жена выпрямилась, подставляя ему спину.

— Я все еще сердита, — предупредила.

— А я заглаживаю, — Макс с готовностью промурлыкал. Склонился, поцеловал жену в макушку. У нее были мягкие золотистые волосы, от них пахло летом и облепихой, домом и уютом. Он поэтому все время забывался рядом с ней и делал глупости. — Простишь дурака?

Аделия вздохнула, запрокинула голову, подставив для поцелуя губы:

— А куда я денусь. На тебя невозможно долго сердиться… — Она перехватила его руку, потянула к себе, заставив обойти стол и сесть напротив. — Дело не в том, что я позволяю собой манипулировать. Я чувствую, что человек в беде. И возможно, я — единственная, кому она рискнула довериться. Именно в силу специфики моей… работы.

Она поймала взгляд Макса. «Я тебе именно об этом и говорю», — кричал он. Аделия кивнула.

— Да, согласна. Я слишком много на себя беру. Но если я отвернусь, не придам значения ее словам, а там в самом деле кто-то пытается свести счеты с бедной женщиной, если из-за моего бездействия она пострадает… — Аделия посмотрела с тоской на мужа. — Я ведь себе никогда не прощу. Понимаешь?

Макс молчал. Все сказанное женой, не исключало, что ею манипулируют. И это в купе с полулегальной схемой прослушки чужой квартиры, заставляло его быть особенно осторожным — у кого-то из них двоих ведь должна остаться холодной голова и критическое мышление?

Аделия, не отпуская его руки, заглянула в глаза:

— Неужели у тебя не было ситуации, когда ты понимал, что тобой манипулируют, но все равно не мог поступить иначе?

— Было… Да прям сейчас есть, — он ослепительно улыбнулся.

— Макс…