Кли-Орнита сделала всё, что могла. Содержимое сознания Тайной ни в коем случае не должно было стать достоянием Повелителей, но орта не хотела, чтобы и тело её послужило сырьём для Инкубатора.
…Время сделалось липким и тягучим, но ощущение было совсем не таким, как в бою, когда воин-маг
А когда смутная пелена рассеялась, и они увидели знакомые своды Большого зала Катакомб — зала, в котором они знали каждый уголок, — перед вырвавшимися из Гнезда Зла появились лица Матери-Ведуньи и Отца-Воеводы. Старшие не сидели на своих привычных местах, отведённых им в этом зале, нет. Они стояли рядом, напряжённо всматриваясь в рассеивающийся туман — ждали. Значит, они знали,
Вождь одним стремительно-неуловимым движением оказался возле чудом спасшихся и крепко обнял ещё не совсем пришедшую в себя пару.
— Слава Внешним, — выдохнул он. — Вы вернулись… Вернулись! — в голосе сурового Старшего Мага звучала совершенно незнакомая никому из племени теплота. И — надежда.
А в глазах Матери-Ведуньи Муэт вдруг заметила огромные набрякшие капли. Слёзы — и это было настолько невероятно, что молодая ведунья подумала даже, что ей померещилось. Ещё бы — ведь телепортация переворачивает все восприятия; и привидеться может всё, что угодно. В том числе и абсолютно невозможное…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ВЕСТНИКИ
Крупная клямба ползла-перетекала по неровной каменной стене. Она была голодна, и потому заторопилась, почуяв в нескольких шагах от себя такое аппетитное серо-синее пятно мха-камнееда. Ползучий лишайник умеет всасывать из базальта нужные для поддержания жизни вещества. Клямбы — пещерные амёбы — этого не умеют, зато они могут накрыть своим тестообразным телом мох, вобрать его в себя и переварить вместе со всем содержимым. Правда, заметивший опасность мох может втянуться в толщу скалы, и тогда достать его оттуда будет непросто. Поэтому клямба спешила изо всех сил — пусть даже со стороны её движение выглядело медлительно-тягучим.
Клямба не успела. Нет, лишайник-камнеед не спрятался в камень, но сам камень под прилипшим к его шершавой поверхности «животом» пещерной амёбы вдруг
Портрет в камне существовал недолго — от силы полчаса. Выпуклость скалы начала быстро оплывать, потом лопнула и стекла вниз густыми тяжёлыми каплями, оставлявшими на стене извилистые дымящиеся дорожки. А через час остался лишь смутный контур — его и разглядеть можно было только в том случае, если внимательно присмотреться (и ещё знать, что здесь вообще что-то было). Две приползшие на странный незнакомый запах клямбы с аппетитом вылизали мокрые следы — еда была непривычной, но вкусной.
— Пришлось использовать последнее?
Вопрос-утверждение Отца-Воеводы прозвучал как: «А ты постарел, воин…». Старшие остаются Старшими — эмоции, на миг овладевшие ими при встрече, ничуть не отразились на их цепкости восприятия: Вождь сразу заметил, как изменилась лицо Хока.
Хок молча кивнул — говорить ему почему-то совсем не хотелось. Однако Муэт молчать не стала.
— У меня есть к вам вопросы, Старшие, и по законам ортов я имею право получить на них ответы.
В глазах Матери-Ведуньи промелькнуло странное выражение — к жалости и радости примешалось что-то ещё, — но Отец-Воевода предостерегающе поднял руку:
— Подожди, — холодно сказал он. — Ты узнаешь всё, что хочешь узнать, только чуть позже. Сначала расскажите. Всё — с самого начала.