Крик коростеля

— Одна знакомая мне дала, — покаялась Ксения. — У нее от шапки остались, предложила, я и взяла, на шифоньер положила, думала — на что-нибудь сгодятся.

— Ордер на обыск был?

— Показывали…

— Работа Фролкина. Он давно болтает, что я будто прячу у себя отобранные сети и самоловы! В кладовке шарились?

— Все там перерыли.

— Не видать мне и дальше покоя…

Начались холода. Местами по тиховодью напаивался ледок. На большой воде гулял ветер, раскачивал волны — тяжелые, мрачные, под цвет осеннего неба. На «Гарпуне» давно включили отопление, а сами рядились в непродуваемые, непромокаемые одежды.

…Минуло два месяца, а Ника Фролкин со Стопудового болота не возвращался. Стали подумывать: не случилось ли что с человеком? Не сгорел ли в холодную ночь у костра? Не засосало ли где трясиной?

— Трясина его засосать может, но не болотная, — высказался определенно Пронькин. — Где есть навар, там Ника ловкий, выносливый.

И так был механик прав, что сам потом удивлялся.

Как-то вели «Гарпун» на стоянку, видят — сидит на бревне Ника, под ним газетка расстелена, весь из себя довольный, чистенько выбритый — орешки грызет, скорлупки под ноги выплевывает.

— Как жизнь, мужики? — спрашивает как ни в чем не бывало.

— У нас, паря, сносно, — ответил Бобров. — А ты проштрафился: прогулял — зарплату не выдадут!

— Все шутки шутишь, Александр Константинович, — усмехнулся на это Фролкин. — Посмотри на меня — исхудал я весь. Вот до чего сухари да консервы доводят! Да еще мошка кровь пила. Ноша к болоту гнула.

— И без сна, поди! — вставил Пронькин.

— Какой там сон! Потом расскажу. А сейчас вот туда «Гарпун» причальте — клюквой загрузимся!

— Много? — спросил Бобров.

— Мешков восемьдесят. Клюква крупная, отвеянная.

— Мать ты моя! — присел от удивления Пронькин. — Что я вам говорил, мужики? В Медвежьем Мысу по стольку еще никто не греб болотную ягоду!

— Ну удивил, — согласился Бобров. — Это больше трех тонн! Порадуете кооперацию. Под заготовки вам продадут по дубленке, а то и по японскому телевизору!

Фролкин ощерился, почесал за ушами — красными, распухшими от укусов мошки, молча поднялся по спущенному трапу, и катер пошел под погрузку.

Грузили мешки с клюквой скопом, передавая с рук на руки. На приеме стоял Бобров и перекидывал их так быстро, ловко, будто мячи кидал. Ника подбадривал Александра Константиновича, но тот в этом не нуждался: он просто работал.

Отдышавшись, утирая с лица пот, Фролкин отозвал капитана-инспектора на корму, стал говорить:

— В кооперацию ягоду сдать — тысчонок пять наличными будет. А рестораны в Новосибирске дают за килограмм пять рублей. Там продать — золотой билет вытянуть.

— Я бы не стал обижать свой край, — в задумчивости проговорил Бобров. — Где заготовил, там и оставь.

— Послушай, что я скажу. Предлагаю тебе сгонять «Гарпун» до Новосибирска. За труды — тысячу. Не помешает!

— Заманчиво, — сощурился Старший Ондатр. — Но я в это впутываться не стану.

— Съездил бы на курорт, — уговаривал Фролкин.

— По мне и здесь хорошо. Я Обь до последней морщинки знаю. Как флотские говорят — «от приверха до ухвостья». Реку свою изведал, а повезти — убей — не повезу!

— Ну что ты находишь в моем предложении плохого? — недоумевал Фролкин.

— Махинатор ты, Ника! — бросил ему в лицо Бобров. — Помнишь, когда мы на Тыме чинили винт, ты заставил меня без страховки висеть на кране? Я не приказу твоему подчинился, а долгу, обязанности. Я сделал все, и мы дальше поплыли, хороший был ход у судна. А если бы винт тогда оборвался? Я бы на дне оказался с этим винтом, точнее — в гробу!

— Нашел, что вспоминать, — сипло сказал Фролкин.

— Вспоминаю об этом, чтобы тебя показать, какой ты подлец! Ты у меня осетровые ямы выведывал, хотел осетров ловить, которые в эти ямы на зиму ложатся. Но я тебе ямы не показал. И не покажу никогда! Ты меня оболгал, и у нас в доме делали обыск! Бесстыжие твои зенки…

Фролкин попятился: ему показалось, что Бобров сейчас охватит его, приподымет и выбросит за борт, как швабру. И Ника, грохоча каблуками, спустился в каюту.

12

Ника теперь сам дневал и ночевал на «Гарпуне» — караулил гору мешков с клюквой. Уложенные на палубе, накрытые брезентом, они обращали на себя внимание каждого, кто проезжал мимо катера рыбонадзора на лодке или подходил к берегу посмотреть на рыжую, освинцовевшую Обь. В Медвежьем Мысу начали уже поговаривать с издевкой, что рыбонадзор занялся побочным промыслом, заготовил тонны клюквы и скоро начнет торговать морсом.

В конце сентября выпадал дважды снег, но скоро растаял. Наступила погода без заморозков, сырая, с пронзающим ветром. Бобров наседал на Фролкина.

— Сдай же ты, наконец, клюкву кооператорам, получи за нее пять кусков и благодари нарымские небеса за такую щедрость! Мне скоро надо поднимать катер на берег, обшивать досками.

Фролкин морщился и продолжал ждать чего-то.