Крик коростеля

— Я сельская Дуня. Город, конечно, заманчив, но там тяжело. Год жила в общежитии. Условия нормальные, новые многоэтажные корпуса со всеми удобствами. Библиотека научная рядом. Подруги скучать не давали, компанией ходили в театры, на выставки. А то затеется вечеринка с гитарой и песнями… Но нахлынет часом тоска по чистому снегу, по полю и кедрам, по красным закатам в полнеба — звонким, прозрачным, незадымленным. Все это вспомнишь — и хочется поскорее убежать со слякотных, шумных проспектов. А какой в Петушках падает снег! Неторопливый, пушистый. Стоишь на поляне, в лесу… ну вот точно как в том сказочном сне!

Лицо Туси было полно наслаждения, жизнь заиграла на разрумяненных тонких щеках. Покрасневшие ноги мелькали в росной зеленой траве, мокрое платье льнуло к бедрам.

— Мы, кажется, торопимся, Туся?

— Да… Можно помедленнее… И вот той зимой, в городе, адский какой-то грипп подкосил меня. Эпидемия была, слабых и сильных валила. У меня это кончилось осложнением на сердце, да таким, что до сих пор страдаю. Окончила первый курс и взяла на год отпуск… Говорят, ревматизм сердца излечивается…

— Сегодня мы нанесем ему первый мощный удар! Вон открылась долина реки. Вся туманом залита, как вспененным молоком. Красиво воистину! Прямо в тумане можно купаться.

С крутояра они спустились на узенькую полоску песка и мелкого галечника. Вода своим течением увлекала туман и казалась еще полусонной и неумытой. С нависших кустов осыпались крупные капли, и где-то, невидимая, плескалась рыбешка.

— Господи, вот хорошо-то! — вздохнула Туся. — Я одна не пришла бы сюда.

— Будете плавать?

— Боюсь… И я без купальника…

— Грейтесь тогда, обсыхайте, а я уж начну.

— У вас муравей в бороде!

— Ничего, пусть выпутывается! — Карамышеву так было непринужденно и весело. — Хотите знать, вода сейчас теплее, чем воздух. И вообще я уж давно купаюсь от ледохода до ледостава.

— Вы морж?

— Это уж слишком громко…

— А Соснин… ну он, Сергей Александрович… любит париться. Напарится и бултыхается в снег! — обрадованно сказала Туся.

Карамышев подождал, не скажет ли Туся еще что, но она замолчала.

Воздух с каждой минутой теплел. Была полная тишина и безветрие.

Олег Петрович оглянулся на Тусю, охнув, присел и плюхнулся в воду…

* * *

Возвращались они той же тропой через час. От обоих приятно попахивало костровым дымом. Птицы распевали повсюду звонко и многоголосо. Туся сказала, что желание ее — поехать после учебы в какое-нибудь нарымское село учительницей. А можно остаться и в Петушках. Но до этого так еще далеко!

— И вы, Олег Петрович, повстречаете меня когда-нибудь старенькую, в очках…

— Ну, если вы будете уже старенькой, в очках, то я совсем к тому времени стану дедом с посохом!

Переглянулись и рассмеялись.

Он шел, как она, босиком, нес ботинки в руке и размахивал ими в такт ровным, широким шагом.

— У мужчин не зазорно о возрасте спрашивать. Сколько вам лет?

— Тридцать четвертый, Туся. Я, как путник, что с трудом забрался на перевал, остановился и раздумывает, как лучше по склону вниз сойти. Вот так-то! Дожил до поры возмужалости, теперь самое время творить, а я, признаюсь, по-прежнему тяну свой воз с прохладцей и леностью.

— Это вы-то ленивый? Ну, не скажите! — покачала она головой. — Раньше вас в Петушках просыпается разве просвирня Федосья да наш горластый петух.

— Здесь я другой. А в городе… Совсем не бездельничаю, но напряжение, отдача не та. Помех, отвлечений много. Один какой-нибудь телефонный разговор, да еще неприятный, и все вверх тормашками…

— Перебирайтесь в село на постоянное жительство. Купите или постройте себе деревянный дом — можно неподалеку от нас, — топите печку березовыми дровами, разметайте дорожки метлой после бурана, в бане парьтесь… Не интересно?

— Заманчиво, — Карамышев привычно провел по виску напряженной ладонью. — Но пока невозможно.

— Семья не поедет?

— Да дело не в этом, Туся. — В семье у него были давно нелады, но говорить обо всем этом ему не хотелось. — Привычки, знаете ли. Прирос к городской жизни, к среде, ведь каждый из нас ищет себе подобных. Разве не так?

Туся молча кивнула.

— Тогда стройте дачу. Будете лето и осень в деревне.

— Такой вариант приемлем. Обдумаю и решу…

Они уже шли вдоль пшенкинского заплота. Колчан загремел цепью, полаял и смолк, учуяв своих. В ограде купальщики встретили Фелисату Григорьевну. Она шла от свиного сарая с порожними черными ведрами. Сапоги ее были забрызганы мешаниной из комбикорма и толченой картошки.

— Явились, полуночники, — сказала она с расстановкой, притворно-улыбчиво. — Не зябко вам было в такую-то рань?

— Нет, Фелисата Григорьевна! — громко ответил Карамышев. — Июль ведь идет…

— А бывает по нашим местам и в июле морозно. — Она грохотала ведрами, кидая одно в другое. — Раз тут выдался студный год, когда снег на сиреневый цвет падал.

— Сибирь — страна сюрпризов, но другой нам не надо, не так ли, Фелисата Григорьевна?

Она недоуменно уставилась на него. Карамышева это позабавило.

— Меня, например, на юг жить не тянет. А вас? — Фелисата Григорьевна молчала. — А мы с вашей дочерью хорошо прогулялись!