Обе стороны знали, что не могут позволить себе необдуманных действий, которые могут привести к поражению. Что касается цардитов, выжидание было им на руку. Они понимали: даже если на них нападут идущие к ним во фланги армии Конкорда, их численность, вместе с подкреплениями из других частей страны, окажется достаточно большой, чтобы не беспокоиться. А еще они понимали, что без Гестериса Хуран никогда не падет. Такая патовая ситуация провоцировала падение боевого духа в армии Конкорда, солдатам которой больше всего хотелось снова увидеть дом и семью.
Гестерис проснулся рано, как всегда во время кампании. Побудка в лагере прогоняла спокойные сны. Крики центурионов и мастеров смешивались с ржанием коней и грохотом, с которым десятки тысяч воинов вытаскивали себя из постелей.
Несколько мгновений он лежал в темноте и прислушивался, а потом вошли его оруженосцы с фонарями и завтраком. Он ел и одновременно одевался. При свете фитилей Гестерис оглядел свое отражение в зеркале — блеск начищенных доспехов, отглаженная туника из темно-зеленой ткани и серебристо-серого цвета плащ с вышитым гербом Эстории и каймой из плетеного шнура.
Он пригладил седеющие волосы, цветом перекликающиеся с плащом, и провел рукой по морщинам на лице, напоминавшим, что юность отшумела почти три десятка лет тому назад. Сейчас генералу уже минуло пятьдесят. И наконец он надел шлем с зеленым плюмажем, привычно ощутив под подбородком тугой ремень.
Для преодоления реки силы Гестериса разбились на три отряда. В последнее время он разделил и лагери, чтобы переход шел более организованно, и сам остался в центральном — номинально со Вторым легионом, Медвежьими Когтями Эсторра. Однако все три отряда двигались согласованно, и он соответствующим образом разместил легкую пехоту и кавалерию, концентрируя их на флангах так, чтобы быстро переводить на новое место и постоянно обозначать намерение усилить давление на левый или правый брод. Таким образом генерал пытался осуществить решающий прорыв и начать желанное сражение.
Гестерис прошел по отрядам пехоты и кавалерии, пожелав всем удачи, и помолился вместе с гласом ордена на лужайке возле палатки. Он вышагивал, гордо выпрямившись во весь рост, и уверенность в том, что в ближайшее время им удастся развязать сражение и одержать победу, распространялась вокруг него, подобно волнам. В душе Гестерис не сомневался, что так и будет. Его тревожило лишь то, когда это наконец случится, и не придется ли отправлять гонцов в другие армии с просьбой стать лагерем и ждать его. Это стало бы для генерала позором.
Гестерис осмотрел одну из манипул Тридцатой алы — Огненных Драконов из Госланда — и катафрактов из своего легиона. Потом сел на коня, приказал горнам дать сигнал и вывел триариев из главных ворот. Они сноровисто, без лишней показухи прошли по седьмой дороге, той, которая на сегодняшний день была меньше других разбита постоянными маршами к реке, хотя и на ней грязь местами доходила до щиколоток.
Надежный грунт среди болотистой местности разведали и разметили флажками. Инженеры проложили временные дороги, вымощенные камнем и твердой древесиной на всех выходах из лагерей и вдоль каждого маршрута почти на милю вперед. Пути отхода оставались чистыми и нетронутыми, их сохраняли на случай самого дурного поворота событий: если они вынуждены будут отступить и оборонять тщательно укрепленные лагеря.
Все было в порядке, все на местах. Не хватало только сражения — и у Гестериса кончались и время, и идеи. Он сознавал, что не столь изобретателен, как некоторые молодые генералы. Ему чудились тихие разговоры за спиной. Но он найдет подходящий момент! В прошлом так всегда и было. И возвращение в Эсторр снова станет триумфальным.
К середине утра армия развернулась мощным трехколонным строем, закрывшим центральный брод. После шумного перехода воцарилась тишина. Тридцать тысяч пехотинцев и кавалеристов стояли почти беззвучно, если не считать редкого ржания лошадей, трепета ткани на ветру, глухих шлепков штандартов о древко или звона металла о металл.
Перед ними на другой стороне реки стояли многочисленные цардиты. Как всегда, они выставили вперед дальнобойные луки и арбалеты и подтянули маломощные катапульты почти к самому броду. Армии почти перестали обмениваться криками и оскорблениями. Ту же самую картину дублировали части слева и справа. Между армиями в готовности застыли сигнальщики и конные вестовые.
Гестерис взглянул на небо, а потом направил коня в медленный ежедневный объезд своих рядов. Ни облачка, солнца палило вовсю, издеваясь над его неспособностью действовать. Генерала сопровождала мастер конников Дина Келл, решительная и упрямая женщина. Гестерис ощущал, как с каждым днем растет ее безмолвное недовольство. Ее советы все больше склонялись к неоправданному риску ради сомнительной выгоды. Тем не менее, Гестерис с уважением относился к умениям и опыту Келл. Он не хотел бы, чтобы его кавалерией командовал кто-то другой.