Читаем Крик родившихся завтра полностью

Зеленые буквы на темном экране. А что она ожидала? Рабочая станция привычно гудела, непривычно отказывая ей в доступе к нужной информации. Конечно, можно попробовать свой доступ. Скоммутироваться с длинной цепочкой передающих центров – Бритва, Декадник, Гора, но сколько понадобится времени? И не факт, что доступ из Института экспериментальной медицины откроет хранилище Спецкомитета.

Оставалось только закурить и разглядывать папки со статистическими отчетами по пятилетнему плану округа Абасири. Сбор лука и перечной мяты, выгон саке и животноводство. Много интересного, но ей совершенно не нужного. А нужен ей всего лишь набор цифр или, скорее, кодовое слово. И если это слово, то она вполне может его знать. Нечто сентиментальное. Из прошлой жизни. Например, ее имя.

«НАТАЛЬЯ»

«Вход запрещен – предъявите допуск».

Или позапрошлой жизни – имя мамы.

Один ответ.

Наверное, это обидно. Имена двух самых дорогих женщин не удостоились чести стать паролем для доступа к документам особой важности. Хотя что она знает об отце? Сколько у него было этих женщин в тех далеких и безвестных гарнизонах, куда мама ехать отказывалась? Случалось ведь и такое. Редко, но случалось. Вот, например, еще имя:

«КЮРИ»

Вход запрещен, и далее по тексту.

Слишком прямолинейно. Может, катакана? Пришлось сверяться с бумажкой, набирая индекс каждой замысловатой буквы, точнее – слога.

Бесполезно. А времени в обрез. Скоро доза прекратит свое действие, легкий намек на эйфорию окончательно испарится и придется возвращаться. Трясущимися пальцами много не понабираешь.

Внизу экрана зажглось окошечко:

«ПЕРЕВОД?»

Чего перевод? Наталья ткнула в клавишу.

«ОГУРЕЦ»

Вот так так. Кюри – не просто Кюри, и даже не Склодовская-Кюри, а всего лишь огурец. Овощ. Бесполезный, но популярный в садово-огородных товариществах. Такой зеленый, с пупырышками. Хорош в соленом виде. И малосольном. Нет, она знала, что местные имена что-то значат. Например, нечто поэтичное. Одинокая луна или Поющий ветер. Но Огурец? Есть в этом нечто унизительное. Больше похожее на кличку.

Пальцы ощутимо дрожат. Сгиб локтя онемел, будто там кусочек вечного льда. Об этом тоже стоит подумать – что с ней происходит и почему. Но о себе думать всегда недосуг. А если говорить честно – страшно.

Хорошо, перейдем всё же на числа.

День рождения мамы.

Промах.

Ее день рождения.

Никак.

Его день рождения, что глупо.

Ожидаемый результат.

Какой еще памятный день? Очередная сигарета дотлела до фильтра. Пачка пуста. Мы не так запоминаем хорошее, как плохое. Память – хитрая штука. Наихудшие воспоминания только кажутся стертыми, но, когда приходит время, они вдруг возникают из тайного уголка – яркие, подробные, омерзительные. До тошноты. Как бы она хотела забыть ту боль! Бедные женщины. Расплата за эволюцию, за прямохождение, за длинные и сильные ноги, помогавшие когда-то убегать от хищников, а теперь всего лишь способ завлечь прямоходящих самцов. Инстинкт продолжения рода, который настолько силен, что даже в век науки рядится в одежды похоти, моды и той же науки. Может, это всё инстинкт? Инстинкт размножения, который в ее случае принял столь замысловатую форму? Шестидесятый год. Тот самый день. Тот самый месяц. Боль. Отчаяние. Ужас.

Пальцы промахивались по клавишам. Зеленые числа расплывались. Она вытирала слезы, щурилась, пытаясь разобрать за светлыми пятнышками роковую дату. Он был там. Вместе с ней. Почти. Сидел в коридоре, воспользовался служебным положением и слушал ее крики. О чем он думал? Вот она – ни о чем.

Сделано. И – ничего.

Конечно, он не мог так поступить. Похоже на самоистязание. А может, он поэтому и не пользовался своей станцией, что каждый раз приходилось набирать роковую дату?

Ошибка. Она допустила ошибку. Вместо шестерки – семерка.

Сработало.

Она смотрела, как по экрану ползут строчки доступных дел. Дети патронажа. Синдром угнетения разума. «Парацельс». Кюри-Мария. Наталья.

Читать нет ни сил, ни желания, ни времени. Рулон в АЦПУ почти кончился. Но достаточно для распечатки. Чего? Какую правду она хочет знать? Точнее, подтвердить?

Правда – самая страшная вещь на свете.

11

Перейти на страницу:

Все книги серии Настоящая фантастика

Законы прикладной эвтаназии
Законы прикладной эвтаназии

Вторая мировая, Харбин, легендарный отряд 731, где людей заражают чумой и газовой гангреной, высушивают и замораживают. Современная благополучная Москва. Космическая станция высокотехнологичного XXVII века. Разные времена, люди и судьбы. Но вопросы остаются одними и теми же. Может ли убийство быть оправдано высокой целью? Убийство ради научного прорыва? Убийство на благо общества? Убийство… из милосердия? Это не философский трактат – это художественное произведение. Это не реализм – это научная фантастика высшей пробы.Миром правит ненависть – или все же миром правит любовь?Прочтите и узнаете.«Давно и с интересом слежу за этим писателем, и ни разу пока он меня не разочаровал. Более того, неоднократно он демонстрировал завидную самобытность, оригинальность, умение показать знакомый вроде бы мир с совершенно неожиданной точки зрения, способность произвести впечатление, «царапнуть душу», заставить задуматься. Так, например, роман его «Сад Иеронима Босха» отличается не только оригинальностью подхода к одному из самых древних мировых трагических сюжетов,  – он написан увлекательно и дарит читателю материал для сопереживания настолько шокирующий, что ты ходишь под впечатлением прочитанного не день и не два. Это – работа состоявшегося мастера» (Борис Стругацкий).

Тим Скоренко , Тим Юрьевич Скоренко

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги