Крик шепотом

Но тут же спохватилась: практическая сторона этой новости охладила романтический пыл:

–А кто будет с ним нянчиться?

–А ты и будешь, да Людка еще. Все веселее вам, и мне хорошо: еще хоть один мужик будет в доме.

–Мам, правда, что ли? Решили? – спросила Лена недоверчиво Геру, вешавшую свое тяжелое зимнее пальто и небрежно брошенное на стул демисезонное легкое мужа.

–Сами еще как следует не обжились. Диван бы купить, торшер… Мне так понравился один, – и, глядя на Ивана, снимавшего потертый свитер, Гера протянула, -Пальто, вон, тебе надо справить. Зимнее, теплое. Ходишь, мерзнешь!

– Купим, купим, и сына еще воспитаем! – ласково обнял жену улыбающийся Иван и добавил, обернувшись к Лене, – не шучу, дочка, не шучу. Возьмем. Я уже и мальчонку в детдоме присмотрел. Вот.

–Да, ладно тебе, – освобождаясь от объятий, недовольно буркнула Гера и кивнула дочери, – шутит он, шутит.

Иван разомкнул руки и недоуменно посмотрел на жену, которая не могла уже остановиться:

–Да кого ты воспитаешь, если пьешь да материшься!?

Иван обиженно засопел и, молча, пошел в спальню. Праздник потух.

Гера суетливо разбирала сумку и авоську с гостинцами. Она чувствовала, что обидела мужа, пощипала, как она говорила, его фазаний хвост. Заносило Ивана. Ей казалось, что она права, опуская его на землю, а то куда бы его занесли фантазии: всех детдомовцев бы привел к себе. А ей надоело считать копейки, хотелось жить в достатке.

–Иди уже спать, поздно. Я сама здесь управлюсь, – устало сказала Гера дочери, жующей шоколадную конфету, и добавила, кивая на горку сладостей, – завтра поделите с Людой.

Лена любила такие возвращения счастливых родителей. Дом, будто чувствовал их настроение и наполнялся ровным счастливым покоем. Каждому в нем было тепло и уютно.

Когда Гера вошла в спальню, Иван лежал на кровати и курил. Она, молча, легла рядом, потом попросила:

–Хватит курить, давай спать.

Иван потушил папиросу и с жаром заговорил:

–Мы же с тобой построили дом?

–Построили, конечно. И просторно, и тепло.

–А где детский смех? Где маленькие дети, как мечтали??

–Опять хочешь взвалить на себя груз?! – с горечью отозвалась в темноте Гера. – Только ушел, убежал от ярма. Татьяна с Веркой, сестры, Вовка, брат, слава Богу, выучились, работают, свои девочки подросли. Свободно, да? Отдышался? Не знаешь чем заняться? Оденься, обуйся! Живи и радуйся жизни!

–Все ты вроде правильно говоришь, а внутри у меня все бушует, противится, не соглашается. А как вспомню детдомовцев… Ну чего ты боишься? Мы в войну, в голодуху и то выросли, а тут мир… Хлеба на всех хватит…

–Да не хочу я есть только хлеб, понимаешь?! Неизвестно еще, что из него вырастит!

–Тогда рожай сама, – твердо и жестко сказал Иван.

–Я боюсь, – и добавила еще тише, – умру. Ты же все знаешь!

–Нет, не знаю, – повысил голос мужчина. – Это было давно и с твоей мамой, причем здесь ты?

–А притом что после вторых родов я, как и мама, чудом выкарабкалась, а после третьих она не смогла. Хочешь один остаться?! С двумя детьми? Как отчим?!

Иван обнял возбужденную, дрожащую жену, ласково поцеловал и сказал:

–Я же не Тимофей Егорович! Я же все сделаю, чтобы ты выздоровела, да и медицина сейчас вон как вперед шагнула. Семья большой должна быть, так нам детей легче воспитать, а им легче будет в этом мире жить. Сейчас заворот кишок запросто вылечат. Если бы ты родила мне двойню, я бы на руках вас носил и никогда не пил.

Гера прижалась к мужу и прошептала:

–Хорошо бы! Только вот как сейчас вижу: мы с мамой тянем в гору по полю эту проклятую тачку с мешками мерзлой картошки, а у мамы вся кофточка впереди мокрая. Молоко прибыло, кормить близнецов надо. Спешим.. а ноги тонут… Еле доползли… Легла, покормила и больше не встала. Как кричала…

–Что же Тимофей Егорович Ежов, рядом что ли стоял?

–Нет, бегал, , приходил, говорил, что искал врача. Только после бомбежки, где же ты врача-то найдешь?! Ты же помнишь сорок четвертый, город освобождали… в подвалах сидели.

–А в госпиталь не мог сходить? Да на этой же тележке и отвез бы ее сам туда, – в возбуждении приподнялся Иван на локтях.

–Не знаю, – виновато прошептала Гера, – может, растерялся, может, думал, что все обойдется.

–Слушай, а почему вы тащили с поля эти мешки, а не он?

–Мама говорила, что ему нельзя выходить за калитку дома – заберут.

Молчание затянулось. В окно застучала изморозь.

–Надо же, – удивился Иван, – пришли по снегу , а сейчас и дождь прибавился. Скользко завтра будет.

Гера шмыгнула носом и обняла мужа.

–Значит, он и не искал врача. Наверное, боялся и наших, и немцев. Жалко – сделал вывод Иван.

Гера уткнулась ему в плечо и заплакала, потом глубоко вздохнула и легла на спину. Казалось бы, все слезы уже выплакала по маме, но они, жгучие, все равно текли.

За окном шуршал шелестящий стук ледяных снежинок. В доме тишина, покой.

–Но ведь я же не такой! – заволновался Иван и навис над женой. – Я же тебя всегда спасу!

Гера улыбнулась сквозь слезы и погладила непокорные русые завитушки.