Крик в ночи (СИ)

И вдруг в каком-то непроизвольном порыве Дмитрий принялся сбивчиво рассказывать о себе, о своих невеселых мыслях, о старой дурацкой привычке до всего докапываться самостоятельно. Даже после общения с отцом Алексеем, говорил Дмитрий, он не может полностью отрешиться от собственных устоявшихся взглядов, от гнетущего чувства одиночества и душевной беспомощности. Такого раньше никогда с ним не было и, если бы в ту пору, в пору его расцвета, кто-нибудь сказал ему, что так и оно и случится — он счел бы это за глупую шутку. Жизнь непредсказуема и жестока, обманчива и безжалостна, на склоне лет приходится расплачиваться по всем счетам, которые она тебе предъявляет. Но даже не в этом главное! Когда человек приходит к определенному знаменателю, он уже не в состоянии лгать самому себе…

Катя долго молчала. Похоже, слова Дмитрия были созвучны ее душе. Но сколь велика разница между ними! Дело даже не в возрасте. Однако… так или иначе, — все мы люди. С нелегкими, зачастую противоположными судьбами. А переживаем и страдаем, в сущности, одинаково. Правда, не всегда замечаем у других то, что сполна находим в себе.

— Извините, — сказала Катя, — мне нужно раздавать лекарства. Знаете, хорошо, что мы так откровенны. И вам, и мне легче.

Оставшись один, Филдин сначала принялся перечитывать рукопись, затем стал быстро что-то писать, видимо, пребывая в творческом подъеме. Ему казалось, что только сейчас он подходит к чему-то очень важному, и это важное было скрыто от него все долгие годы неудавшейся жизни.

Но разве не парадоксально, а скорее, и странно, что первыми людьми, перед которыми он по-настоящему открылся, были деревенский священник и городская проститутка?

Катин подержаный «Фольцваген», переваливаясь по сельским ухабам, медленно подъезжал к заброшенной Журавлихе. На удивление отцу Алексею, Катя отлично ориентировалась в незнакомой местности, уверенно ведя машину вдоль старого леса. А Филдин, наблюдая за девушкой, испытывал смешанное чувство горечи и радостного успокоения.

Вот показалась изба старой бабушки Лизы, а рядом с ней — холмы перекопанной глины с притихшим бульдозером.

— Видите! — воскликнул отец Алексей. — Что же здесь творится, Боже праведный?!

Журавлиха являла собою жалкое зрелище: избы чуть не завалены свежей землей, повсюду громоздятся горы красного отборного кирпича, вдоль и поперек прорыты глубокие рвы, по которым проложены огромные трубы коммуникаций, тут же стоят фирменные бытовки строителей. Грязь и разруха — становление новой жизни, утверждение нового порядка для новых людей! Куда ни кинешь взор — толстопузые охранники с резиновыми дубинками, жадно высматривающие, на чью бы голову эту дубинку опустить. Картина впечатляющая.

Очутившись в избе, они увидели старушку, беспомощно шевелящую губами в надежде, что вошедшие ее поймут. Всем стало ясно — женщина потеряла рассудок. Катя приблизилась к бабушке Лизе и взяла ее за руку:

— Как ваше здоровье, Елизавета Федоровна?

— А вы… знакомы? — удивился священник.

— Ой, милущая! — заголосила старушка. — Где там наш Кириллушка живет? Что Поленька, внученька моя славненькая?

Здесь настал черед призадуматься Кате: Кирилл и Полина были хорошо ей знакомы…

Отец Алексей не выдержал:

— Вы меня узнаёте? — спросил он Лизу.

— Да как же тебя не узнать?! — воскликнула она. — Свекор мой, милущий! Вовчик родненький!

Видя такое, Филдин произнес:

— Необходима срочная помощь, ей надо вызвать врача.

— Кто сюда покажется, — вздохнул отец Алексей. — Везде канавы да охрана. Кому старый человек нужен, кроме Бога?

— Я найду хорошего врача, — сказала Катя, — только не раньше, чем завтра: пока до города доеду, пока отыщу, уговорю за приличные деньги, пока привезу сюда.

— Знаете… — отец Алексей призадумался. — Вы двое поезжайте, не ночевать же тут, я прочту ей молитву «Спаси и сохрани», уложу спать и сам отправлюсь домой. А завтра к полудню обязательно буду здесь, глядишь, вы доктора привезете.

— Какой дорогой пойдете? — спросила Катя. — Могу подвезти.

— Лесом, какой же, — ответил он. — Тут одна тропинка есть — прямо к церкви выводит. Спасибо, Катя.

Старушка закивала головой:

— Истину глаголешь, истину! Гляди сколько их у меня…

Она достала из комода какой-то сверток и положила на стол:

— Вот они, мои кровные…

Это были деньги: ровно шестьсот долларов.

— Теперича и я богатая. Только Маруся с Поленькой да с Кирюшенькой не знают.

— Откуда у вас эти деньги? — спросил священник.

— Люди добрые купили избушку, лес, реку… Им же надобно порадоваться, мы-то свое отжили, милущие.

— Какие люди, бабушка Лиза?

— Хорошие, работящие. Будут здесь жить-поживать, а мне вот… денежку дали. Отцу Алексею отнесу, пусть за мою душу неприкаянную молится. Ой, деточки, ой, славненькие убиенные мои! Чую, беда придет за все наши прегрешения. Кровушка невинная прольется…

Странно было слушать несчастную женщину — что-то тяжелое и неотвратимое слышалось в ее словах, что-то неизбежно грядущее витало в полутемной избе…