Почему-то узор казался знакомым. Как будто я уже его видела. Может, я всё-таки была права, и мы уже встретились с ним в другой жизни? Иначе бы мне не казался он таким родным, а татуировка такой знакомой.
— Ника… — прошептал Мейс, пока я всё еще молча пыталась понять, зачем от меня скрыли под автозагаром узоры.
Я заглянула в голубые глаза, в которых теперь и не намёка на чувства не было, только один страх разоблачения. Я уже видела эти глаза, такие же были у Бэда и Жени, когда им пришлось сбегать из магазина, прятаться от ненормальных фанатов. Но тогда мы не понимали уровень своей популярности, а здесь что?..
— Ты прятался от меня? — прошептала я, еле понимая свою речь.
— Ника, я всё объясню. Только давай не здесь, — ровно, спокойно и почти что безэмоционально сказал Мейс, глядя мне прямо в глаза.
Его ладонь стала прикрывать шею, пряча крылья. Я вспоминала татуировки Бэда, но нигде на теле не видела такую, так почему же она так знакома?!
— Почему она так знакома?! — повторила уже вслух, схватившись за голову, считая, что сошла с ума. — Мы что, встречались?
— Ника, — Мейс подплыл ко мне, стараясь дотронуться до плеча.
Голос…
Его голос был таким знакомым, не потому, что он вдруг стал мне родственной душой, а потому что я его уже слышала. И не раз. Много-много раз, в наушниках, как только случайно услышала по радио.
Его глаза были наполнены добротой, как и при первой нашей встрече, когда я заметила еще несколько морщинок от усталости, долго перелёта и длительного концерта.
Его татуировка всплыла в моей памяти, потому что я её уже видела! Видела на нём же, когда она не была скрыта слоем крема, а она сияла под софитами на сцене несколько лет назад, когда я пошла на первый и последний концерт no sense.
— Этого не может быть… — прошептала я, глядя в его глаза.
Мейс не понимал, что со мной. Он не мог понять, догадалась я или нет, он подумал, что я вдруг сошла с ума. Но со мной всё было в порядке, а вот с ним…
— Ты меня обманул, — продолжала шептать, как ненормальная, чувствуя, как моего плеча коснулась тёплая ладонь.
— Ника, давай поговорим на береге.
— Ты ведь Томас, — я боялась это сказать, боялась произнести, чувствуя, как всё тело дрожит в ужасе. Это не могло быть правдой, такого просто не бывает! Жизнь не может быть такой несправедливой!
Но реакция парня сказала всё сама за себя. Его рука вдруг дернулась, а глаза раскрылись в удивлении, а потом стали равнодушными, как будто он вмиг смирился с приговором.
— Почему ты не сказал мне?
— Значит, ты меня знаешь?
— А как мне не знать всемирно известного солиста?.. Томас…
Я словно пробовала на вкус его имя, пытаясь понять, подходит ли оно тому человеку, что помог выиграть конкурс, что водил меня все эти недели на свидания, что просыпался с лучами солнца на рассвете, ждал меня, кормил и заставлял безудержно смеяться, а щеки болеть от улыбок. Подходило ли это имя человеку, который сейчас смотрел на меня своим тёплым взглядом, выжидая реакции.
Подходило, еще как. Только рядом с «Томас» не могло стоять моё имя. Это было ошибкой, какой-то глупой, и, к сожалению, моей.
Я посмотрела на парня уже с другой стороны, оценивая его сходство с тем, кто стоял у Весны на заставке, чьи плакаты висели в моей комнате до переезда. Острые скулы, аккуратный нос, густые брови, высокий лоб и волосы…
Их стоило покрасить, татуировки скрыть — и меня уже так просто было обмануть…
Время как будто остановилось, я боялась даже вдохнуть. А лучше бы я это сделала — и вдруг проснулась, с облегчением понимая, что это какой-то дурной сон, кошмар, в котором я влюбилась в того, кто заставил встать на ноги мою лучшую подругу.
— Прости, — прошептала я и стала выходить из воды.
— Ты куда? — Томас-Мейс пошёл за мной, пытаясь схватить за руку. Но я их скрестила на груди, понимая, что начала плакать.
— Мы…Нам… — выбежав из воды, я схватила свои босоножки и обернулась к стоящему в воде парню. — Это всё не должно было быть. Так нельзя, прости меня.
— Давай погорим, Ника! Постой!
— Пожалуйста, — сипло произнесла с мольбой я сквозь слёзы, чувствуя, какое тяжёлое на мне это мокрое платье, как волосы неприятно прилипли к шее и плечам, щекоча их. — Оставь меня и не трогай.
Мейс, что оказался рядом со мной в одно мгновение и стал держать за плечи, явно не намереваясь отпускать, с ужасом смотрел и понимал, что ничего не понимал, как и я…
Нет, я кое-что всё же понимала. Рядом с этим человеком быть я не могла.
— Забудь всё, прошу тебя, — прошептала, прежде чем вырваться и убежать.
Я бежала по холодному песку, шлёпала по воде, совсем не чувствуя брызг. Внутри всё обжигало, руки ужасно дрожали, хотелось кричать, плакать и умереть одновременно. Как может быть так больно?
Что я сделала такого неправильного в этой жизни, что меня так «вознаградила» судьба?
Между нами столько всего произошло за эти пять дней, и я не верила, что всё так могло глупо обернуться. И как я сразу не поняла, что Мейс — это Томас? Почему он мне не сказал?
С другой стороны я ему тоже не сказала, кто я…