— Так что я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Хоть тогда я не мог двигаться, я все прекрасно понимал и чувствовал. В следующий раз не спеши кричать человеку, что он не может тебя понять, не зная его достаточно. А никто не может знать друг друга в достаточной мере. Мы и себя-то понять не можем — куда там до других. Но всем ведь так хочется думать, что они все знают, все понимают. Что поделать — такова уж наша природа. Не думаю, что Аркадий был в себе, когда совершал это со мной. Хоть он, как мне кажется, думал, что я ничего не пойму и не вспомню, когда приду в себя, все-таки он стал странно вести себя. Постоянно прятал глаза от меня. Совсем не спорил с моей мамой, а лишь просил прощения и со всем соглашался. Стал замкнутым. У него появились проблемы со своими боссами, что подлило масло в огонь его депрессии. Но меня это не успокаивало. Я ненавидел его всем сердцем и, так же, как и ты, желал ему смерти. Каждую ночь, когда он спал с моей матерью, я приходил к ним и смотрел на него. Несколько раз я приходил с ножом и был полон решимости перерезать ему глотку. Думаю, он это видел, но вида не подавал. И только любовь к маме меня останавливала каждый раз. Каждый день я просыпался с мыслью, что сегодня я его прикончу, но так же каждую ночь я засыпал с мыслями о матери. Она его любила, а я не мог ей рассказать обо всех секретах её возлюбленного. В итоге я перестал заниматься делами и стал готовиться к поступлению в университет. В конечном счете Аркадий пристрелил себя в своей мастерской, перед этим написав записку, в которой он слезно просил у всех прошения за его деяния и слабость. Ничего конкретного, конечно, он не написал. Милиция сразу записала в деле «суицид», и никаких разбирательств не было. Понимаешь, к чему я веду?
— Понимаю. А ты простил его в итоге, своего отчима?
— Я не стану отвечать на этот вопрос, да и нет смысла в том, простил я его или нет.
— Но ты же сказал, что отошел от дел? Почему ты снова вернулся? — поинтересовался Виктор. Пряча глаза, Филипп ответил.
— Это уже совсем другая история, и у меня нет ни желания, ни времени ее рассказывать.
Сообразив, что настаивать не стоит, Виктор вернулся к старой теме.
— Егор мне не отчим, не брат. Он мне никто, так что у меня все-таки другое.
— Дурак! Ты так ничего и не понял! Отец Егора — очень влиятельный и опасный человек. Ты подумал о своих близких? Что с ними будет, когда Борис Сергеевич узнает, что ты сделал с его единственным сыном? Или ты никого не любишь, кроме себя и своей гордости? — он был не прав. Виктор очень любил свою семью, но ввиду последних событий совсем о них не думал.
— Никто ничего не узнает. Я приду в субботу в его логово. Сделаю вид, что хочу попросить, чтобы никто не узнал о том, что было.
— Подумай хорошенько, парень! Я пережил этот кошмар — значит, и ты переживешь. Повторяю: отец Егора очень страшный человек и не надейся, что он ничего не узнает.
— Я уже все решил. Если ты не хочешь или не можешь мне помочь, то я найду того, кто сможет.
— Я не вправе тебя осуждать. Я знаю, что у тебя на душе и хотел поступить так же. Не знаю, быть может, это не любовь меня останавливала, а трусость? Ладно, я помогу тебе, — Филипп встал и нагнулся под кровать, пошурудив рукой, достал пистолет и протянул его удивленному Виктору.
— Этот пистолет мой отчим когда-то выиграл в карты у одного жирного майора, крышивавшего его. А после они напились за дружбу и уснули. В этот момент я и стащил его у них перед носом, — рассказывал Филипп с улыбкой. — На утро же они принялись искать его, но, так и не найдя, Аркадий подумал, что жирдяй просто решил не отдавать карточный долг. В итоге они разругались и, выходит, зря пили всю ночь. Дружба кончилась и остались лишь деловые отношения. Ты хотя бы умеешь пользоваться им?
— Честно говоря — нет.
— Это пистолет «Макарова». Самый простой и надежный пистолет, если использовать его в упор. В магазине 8 патронов. Больше у меня нет, и с этим помочь я не могу и не хочу. Видишь крючок? Это предохранитель, просто отводишь его в сторону, и можно стрелять. Держи, надеюсь, тебе не придется его использовать. Заклинаю тебя — одумайся!
Взяв и внимательно осмотрев оружие, довольный юноша спросил.
— Сколько я тебе за него должен?
— Он стоит порядка 70 тысяч рублей. Но я отдам тебе его даром. Я все равно в пятницу сваливаю в Питер. Денег я заработал достаточно, но я не могу ими здесь пользоваться, да и мое начальство меня не отпустит, хоть и относится ко мне хорошо в память о моем отчиме. Так что пообещай мне, что ты не будешь ничего делать до субботы, чтобы я успел сбежать.
— Ты не боишься, что если меня поймают, я тебя сдам?
— У меня уже готовы новые доки, да и что ты обо мне знаешь? Филипп — мое ненастоящее имя. Единственное, повторяю, если надумал совершить главную ошибку своей жизни, сделай ее, когда я буду уже далеко.
— Так я могу и сейчас тебя сдать полиции, я не понимаю, почему ты мне так доверяешь?