Криминалистика по пятницам [litres]

В тот день, 31 мая, она принесла в школу какой-то новый модный фильм на DVD-диске — ей самой диск дали ненадолго, и она очень хотела, чтобы Дима тоже посмотрел его. Она не учла, что Димин дом — далеко не такая полная чаша, как ее собственное жилище, и Диме элементарно не на чем смотреть DVD. Он почему-то не постеснялся сказать ей про это; о том, чтобы Дима со своей внешностью и репутацией пришел к ней домой смотреть кино, не могло быть и речи. Они придумали, что Дима придет к ней после школы, пока нет родителей, заберет из ее комнаты плеер, посмотрит кино, а завтра тихо вернет плеер на место. Они так и сделали, причем Дима так трепетно относился к своей даме сердца, что боялся даже дотронуться до нее; в старых романах написали бы, что он считал себя недостойным целовать край ее платья. Попав домой к своему божеству, он даже обнять ее не осмелился, не то что завалить на кровать и задрать платье. Самое ужасное, что он ушел с плеером незадолго до трех часов. А спустя несколько минут в дверь к Наташе уже звонил маньяк.

А вечером к Диме домой пришли оперативники. Родители Наташи уже обнаружили, что из дома пропал DVD-плеер, и раз уж не тронуты были гораздо более ценные вещи, уголовный розыск обоснованно предположил, что тут не обошлось без малолетки. Поскольку запоры квартиры следов взлома не имели, получалось, что потерпевшая впустила кого-то сама. Кого именно она впустила, она рассказать не могла по причине психического расстройства в виде так называемой реакции на ситуацию. Только, еще до приезда врачей, до того как ей вкололи сильное успокаивающее со снотворным, она пару раз пробормотала: «Дима, Дима».

И опера здраво рассудили, что малолетку, которого ученица девятого класса впустила в квартиру, логично поискать для начала среди ее одноклассников. Стали проверять одноклассников — а тут такая удача: Дима Жарков, папа у него срок тянет, и сам он личность известная, но не с хорошей стороны. Дальше — больше: дома у Димы, в халупе с ободранными обоями и стыдной продавленной мебелью, обнаружилась DVD-аппаратура распоследней модели, которую даже не к чему было подключить (об этом Дима с Наташей не подумали). И номер ее совпал с паспортом, выданным потерпевшими. Если бы хоть кто-нибудь рассказал про то, что между Наташей и Жарковым — нежная привязанность! Но они так тщательно скрывали свои отношения от всего мира…

А этот, непонятый герой, когда за ним пришли, выстроил свою собственную логическую цепь: родители, наверное, спросили, где плеер, и Наташа, не посмев признаться, что дала его «поносить» школьному товарищу с дурной репутацией, сказала, что этот самый товарищ с дурной репутацией сам пришел и взял аппаратуру. А тут еще его стали колоть, не совершал ли он изнасилование, и мозги у бедного парня совсем заплавились: ему придумалось, что после его визита лицемерная Наташа успела с кем-то переспать, а когда предки дознались и до этого, свалила все на него, обвинив в насилии. И вообразив себе такой сценарий, гордый Жарков решил признаться в похищении плеера и молчать о своих отношениях с коварной изменщицей. Домолчался до ареста, а в изоляторе ему даже понравилось. Ему как потомственному сидельцу не пришлось проходить все эти унизительные процедуры «прописки» в малолеточной камере. Ему не задавали идиотских вопросов, выдержать испытание которыми можно, только зная заранее правильный ответ. Типа: кто тут в камере папа и мама? На самом деле отвечать надо, что папа — глазок в двери, он за тобой смотрит, а мама — «кормушка» (окошко для раздачи пищи), кормит тебя. Или: вон на стенке мент нарисован, давай, пристань к нему — или получишь десять сильнейших ударов в грудь. Удары выдерживает не всякий, даже крепкий физически пацан; не выдержишь, взмолишься или заплачешь — все, ты в «петушатнике». А всего-то надо сказать про нарисованного милиционера: а пусть первый заведется. Или веник дадут в руки — сыграй что-нибудь; не сможешь извлечь из веника мелодию, получай десять тумаков. По канону же, надо вернуть веник и попросить настроить, вот тогда и сыграть можно. И тому подобное, чем дальше, тем унизительнее и неприличнее.

А тут еще следователь Глазнева помахала перед ним «корочкой» с делом и злорадно сообщила, что вот они, показания девочки, которая вламывает его по полной программе, и что папа девочки уже заказал его, Диму Жаркова, на предмет того, чтобы отходить ему причинное место паяльником.

В общем, Дима, разуверившийся в любви, дружбе и женщинах, оказался в кирпичных стенах тесной следственной камеры и неожиданно почувствовал себя тут своим. Тут не имела значения ни стоимость его одежды, ни возможности родителей. Тут ему было уютнее, чем в родном доме, больше похожем на ночлежку, при жалкой заботе попивающей матери-судомойки, и главное, тут все сидевшие были одного с ним круга, и он готовился сесть прочно и надолго. Вот дурак!..