Криминалистика: теоретический курс

Сформировавшееся в определении круга привлекаемых в уголовное судопроизводство специальных познаний мнение о том, что специальными не являются познания в области права, основывалось в своё время на известном Постановлении Пленума Верховного Суда СССР № 1 от 16 марта 1971 года «О судебной экспертизе по уголовным делам». В п. 11 этого постановления говорилось, что «суды не должны допускать постановку перед экспертом правовых вопросов, как не входящих в его компетенцию (например, имело ли место хищение либо недостача, убийство или самоубийство и т. п.)».[446]

Надо признать, что это мнение разделялось практически всеми учеными и в период, предшествовавший его принятию.[447] Постановление Верховного Суда лишь подвело итог обсуждению вопроса о сущности специальных познаний в уголовном процессе, дав официальное разъяснение, которым надлежало руководствоваться судам.

Однако, если обратиться к буквальному содержанию п. 11 Постановления Пленума Верховного суда, то можно обнаружить, что речь в нем идет не о ПРАВЕ или отсутствии ПРАВА ставить или решать юридические вопросы, а о пределах компетенции судебного эксперта, который не будучи специалистом в области права, но все же решая поставленные перед ним судом юридические вопросы, выходил за пределы своей компетенции. С принятием данного Постановления отрицалась и сама возможность проведения «юридических экспертиз». Ученые-юристы, специалисты в области права не могли согласно предписаниям Верховного суда выступать в уголовном процессе в качестве экспертов для разъяснения даже тех вопросов, которые неоднозначно решались правовой наукой, и вызывали трудности в применении норм закона к конкретным ситуациям. Любой эксперт, который брался за решение юридических вопросов, следуя логике высшей судебной инстанции, выходил за пределы своей компетенции. В этом смысле Верховный суд СССР мало что нового внес в известное требование закона о том, что «вопросы, поставленные перед экспертом, и его заключение не могут выходить за пределы специальных знаний эксперта» (ст.78 УПК РСФСР). А значит, ни о каком превышении своих ПРАВ, ни со стороны следователя, ставящего перед экспертом юридические вопросы, ни тем более об отсутствии таковых у эксперта, компетентного в правовых вопросах, речи не шло, и идти не могло, поскольку запрета формулировать правовые вопросы экспертам не содержал ни один отечественный законодательный акт.

Между тем, разъяснение высшей судебной инстанции страны комментировалось не только как недопустимость ставить перед экспертом правовые вопросы. Расширительно толкуя данное постановление, одни авторы полагали, что правовые вопросы в принципе не могут быть предметом судебной экспертизы,[448] другие говорили об отсутствии у эксперта права решать поставленные ему правовые вопросы.[449] Третьи — связывали право ставить и решать юридические вопросы с самим понятием специальных познаний, утверждая, что к таковым в уголовном судопроизводстве вопросы права не относятся.[450] Все эти комментарии оказались не более, чем мнением ученых, в большей или меньшей степени основанных на разъяснениях высшей судебной инстанции. И то, что подразумевалось в тексте упомянутого Постановления от 1971 года как «не должны допускать постановку перед экспертом правовых вопросов», отнюдь, не означало «неправомерности» постановки или решения таких вопросов.

Формулируя свое требование к судьям Верховный суд, надо полагать, имел в виду лишь то, что, ответы неспециалистов в области права на юридические вопросы, например, судебных медиков о причине насильственной смерти, не могли иметь доказательственного значения. Это, между прочим, прекрасно понимали юристы прошлого, участвуя в процессах, которые проходили в России более века назад. Они также считали, что эксперты не могут решать вопросы права, относящиеся к компетенции суда. В опубликованном выступлении известного адвоката Урусова А. И. на процессе по делу Мироновича, есть такие строки: «Мы, юристы, должны с почтением выслушать экспертов-медиков, но если они незаметно для себя берутся за разрешение вопроса о виновности, то нам приходится остановиться и сказать им: извините, господа, мы дальше идти за вами не можем».[451]

Это следовало понимать как то, что решение правовых вопросов, невзирая на обладание экспертом соответствующими знаниями, должно было оцениваться как вторжение в сферу исключительных полномочий органов следствия, прокуратуры и суда, призванных самостоятельно решать такие вопросы в уголовном судопроизводстве.