Криминалистка

Бог весть почему, скорее всего, под влиянием этой красоты, я не заметила, как свернула в сторону, противоположную той, где находилась ближайшая оптовка, и спустя десять минут уже летела по полупустой воскресной дороге к центру… Скосив глаза на часы, я высчитала, что часа полтора-два у меня точно есть: после двух я ожидала по своему домашнему телефону сразу несколько важных звонков.

Следствие, по какому бы делу оно ни велось, почти всегда неостановимо, как любой поток, тем более информационный. Выходных у этого процесса в расписании не значится… Как раз сегодня и должны были завершить свою часть работы люди, занимающиеся сбором информации об окружении наших фигурантов, «заряженные» Володей и Петраковым. Вся информация в итоге должна быть приобщена к делу, но суть собранных сведений я хотела знать как можно раньше — прежде, чем они лягут на официальные бумаги…

Я притормозила неподалеку от подъезда Коломийцевой и заглушила движок.

Лидия Ивановна жила на четвертом этаже семиэтажной «сталинки», но на мой звонок по домофону никто не ответил. Не видно было вокруг и потрепанной «копейки» Григорьева. Вернувшись в машину и включив печку и радио, после довольно долгих поисков нашла наконец тихую и ненавязчивую музычку: неизвестно, сколько мне предстояло ждать и дождусь ли я Лидию Ивановну сегодня вообще… Снег продолжал медленно стремиться к земле крупными белыми хлопьями, в салоне «москвичонка» сделалось тепло и уютно, меня вновь потянуло в дрему, как вчера… Нет, так дело не пойдет!

И я совсем уж было собралась приспустить стекло, чтобы глотнуть свежего воздуха и взбодриться, когда знакомая красная «тойота», вынырнув из-за угла, устремилась к подъезду, напротив которого я запарковалась.

Сама не знаю, что именно меня удержало на месте, почему я сразу не окликнула Лидию Ивановну, медленно и как-то устало вылезшую из машины. А секундой позже я разглядела ее лицо — лицо человека, которого постигла не просто беда, а непоправимое горе… Именно таким и выглядело оно в обрамлении плотного черного платка, с не видящим никого и ничего вокруг взглядом потухших глаз, которые уже трудно были назвать, как несколько дней назад, красивыми…

Дверь подъезда захлопнулась за Лидией Ивановной, так ни разу и не оглянувшейся по сторонам, а я все еще сидела в машине, едва приоткрыв дверцу, пораженная случившейся с ней мгновенной переменой. Зато буквально через минуту после того, как Коломийцева вошла в дом, прямо передо мной возникла физиономия Григорьева:

— Здрассь, Светлана Петровна…

— Привет, — ответила я. — С чего это ты шепотом разговариваешь? Если не ошибаюсь, никого, кто бы нас мог услышать, здесь нет…

— Так точно! — смутился он и протянул мне листочек, вырванный из блокнота. — Вот… Она ездила по этому адресу… Уезжала вроде нормальная, а вышла оттуда где-то через час — расстроенная. Даже «хвост» за собой не проверила — сразу сюда поехала…

— А что, когда ехала вперед — проверяла?

— Ну!.. Конечно, какая там проверка — детский сад… Свернула пару раз туда-сюда и успокоилась…

Я забрала у него листочек и, не глядя, засунула в бардачок.

— Ладно, Григорьев, бди, — усмехнулась я. И, подумав, извлекла из того же бардачка заранее заготовленную повестку, в которой оставалось только проставить время, что я и сделала под пристальным взглядом нашего оперативника.

— В подъезд сумеешь войти без помощи домофона?

— Спрашиваете! — ухмыльнулся Григорьев. — В три секунды!

И продемонстрировал мне какую-то хитрую железяку, извлеченную из кармана.

— Очень хорошо, — одобрила я его противозаконное действо. — Минут через десять после того, как я исчезну, поднимешься наверх и вручишь Коломийцевой эту повестку лично.

— Лично?.. — Парень явно растерялся. — Но…

— Не думаю, что она выйдет из дома в ближайшие часы, — остановила я его. — А минут через тридцать, насколько я знаю, тебя сменят… Пока!

— Здравия желаю! — сказал Григорьев, а я захлопнула дверцу и тронулась наконец с места. То, что свой спонтанно запланированный личный визит к Лидии Ивановне я отменила, причем тоже спонтанно, мне представлялось в тот момент правильным решением. Общение с ней в свете всего, к чему пришло наше поначалу чуть ли не частное расследование, не просто делало эту историю особой, но и чем-то, болезненно касавшимся каждого из ведущих следствие по делу… Прав был Грифель, давно следовало передать все на Петровку… В сущности, я обязана была сделать это сразу после допроса Ивановой… Ну почему, почему я этого не сделала?!

Из-за Катьки, которая считала случившееся чуть ли не своим собственным, личным делом?

Из-за себя самой, по неведомым причинам, впервые за очень много лет, чуть ли не радующейся тому, что на самом деле у нас, помимо уверенности в своей правоте, нет буквально ни одного доказательства, ни одной улики?.. Не понимающей, почему так сильно, губительно сильно волнует меня судьба этой женщины — Лидии Ивановны Коломийцевой?..