Задержанный вошел угрюмый, но на следователя смотрел без злобы. Напряженным взглядом он следил за Пугачевым, как тот складывал на столе бумаги, взял трубку телефона и вызвал какого-то Владимира.
– Вы, наверное, не курите, – вдруг сказал Игнатьев, – попросите вашего Владимира сигаретку принести.
– Дай ему закурить, – попросил Пугачев, когда Черемисов вошел к нему в кабинет.
Следователь пристально смотрел, как бывший майор берет сигарету, в знак благодарности кивает, прикуривает от протянутой зажигалки. Никакого волнения, выражающегося в дрожании рук, бегающих глазах, облизывании губ, судорожном сглатывании. Собственно, Пугачев этого человека не особенно и подозревал.
Игнатьев курил, глубоко и жадно затягиваясь. Смотрел он в этот момент не на следователей, а в окно. Было понятно: думает он не о своей участи, не о своем положении, а о чем-то другом, смотрит на это дело с профессиональной точки зрения. Запрос по поводу личности Игнатьева следователи, конечно, отправили, но это был абсолютно стандартный, дежурный запрос. Просто так было принято поступать. Но пообщавшись с Игнатьевым, Пугачев пришел к выводу, что человек этот с характером, но на скоропалительные действия не способен. Возможно, импульсивен, но эта импульсивность проявляется в людях подобного рода обычно в бытовых ситуациях. В вопросах чисто профессиональных они вдумчивы, предусмотрительны. Сейчас Игнатьев тоже что-то взвешивал.
– Покурили, Зосима Иванович? – вдруг спросил Пугачев. – Я попросил привести вас для того, чтобы задать вам еще несколько вопросов и отпустить. Да, да. Необходимости в вашем содержании под стражей я больше не вижу. Но это не значит, что я вас раз и навсегда вычеркнул из списка возможных подозреваемых.
Игнатьев ничем не выдал своей радости, только странно поглядел на Черемисова, который устроился за компьютером на соседнем столе, готовый вести протокол допроса. Он даже никак не прокомментировал сказанное, хотя Иван Трофимович ожидал какой-то иронии, типа «ценю вашу проницательность».
– Скажите, Игнатьев, при вас в дом приходил кто-то из посторонних во время той вечеринки?
– Нет, никто. В доме были только те, кого я перечислил в прошлый раз.
– Не говорил ли хозяин дома или кто-то из гостей, что ждут еще кого-то?
– Нет, у меня создалось впечатление, что все, кого Никольченко с супругой в тот вечер ждали, пришли.
– Хм. Осведомлены ли вы, Зосима Иванович, о личной жизни вашего покойного двоюродного брата?
– Думаю, что да. Но если вы намекаете, что у него могла быть любовница, то я это отрицаю с полной убежденностью.
Еще несколько вопросов, которые задал следователь, показались Игнатьеву неважными. Как будто он их задавал для того, чтобы в протоколе допроса отразилось лишь нужное количество вопросов. Наконец формальности были завершены, и следователь отпустил своего молодого помощника.
– Я могу быть свободен? – спросил Игнатьев.
– Еще несколько вопросов. Без протокола, разумеется. Так, в порядке информации для размышления. Консультации, если позволите.
– Валяйте.
– Зосима Иванович, – Пугачев поставил локти на стол, оперся на них подбородком и уставился прямо в лицо Игнатьева, – а кем могла быть та женщина, которая погибла вместе с семьей вашего брата?
– Представления не имею. Поручите оперативникам, они перетрясут всю округу. Уверен, что это какая-то соседка, хорошая знакомая семьи или Галины. Могла жить через улицу, через две от дома Никольченко.
– Разумеется, – покивал Пугачев, соглашаясь. – Вижу, что вы над этим вопросом думали.
– Я, Иван Трофимович, – недобро прищурился Игнатьев, – ни о чем другом думать не могу!
– Понимаю вас, Зосима Иванович, понимаю. У вас ведь практически никого родственников теперь и не осталось. Только я вот о чем с вами хотел поговорить. Даже попросить. Само собой, не покидать пределов Романовского. Об этом вам внизу подписочку подсунут. Но не это главное. Я хотел вас попросить не ввязываться в это дело. Никоим образом не умаляю вашего профессионализма, но здесь вы человек новый, ситуации и района не знаете. Можете наломать дров. Давайте договоримся: все ваши мысли, предложения я буду выслушивать, мы их будем обсуждать. Ну, и я, соответственно, буду их принимать к сведению.
– Хорошее предложение. А зачем было нужно перед тем, как мне его сделать, выпроваживать вашего помощника?
– Э-э… не понимаю вас. Помощник ушел, потому что его ждут другие дела.
– Вы еще при помощнике задали вопрос о какой-то погибшей в доме женщине. Но задали его так – вскользь. Полагаю, вы обязаны были его задать, а серьезно поговорить о нем хотите сейчас. Из всего этого я делаю вывод, что помощнику своему вы почему-то не доверяете. Очень странно в стенах прокуратуры, согласитесь. А во-вторых, вам никак не удается установить личность этой женщины. И почему-то она вас очень интересует.