Криминальная империя

А потом страну зашатало, рухнуло государство и воцарилась власть денег, бизнесменов. Даже не так, власть тех, кто умеет делать деньги из всего и на всем. А этим людям не присуще милосердие, любовь к ближнему. И стали твориться сначала вдали от центра, а потом все ближе и ближе к нему страшные дела. Люди с уголовным прошлым стали депутатами, бывшие быки, рэкетировавшие всю торговлю, а то и заводское производство, оказались руководителями управлений и департаментов, плотно сели на бюджетные средства. И расплодилась страшная система, как раковая опухоль охватившая всю страну. Откаты, подлоги, липовые фирмы-однодневки, обналичка… В карманах воров по всей стране, державших рычаги власти, стали оседать суммы, сравнимые с объемом бюджета страны.

Пугачев и оглянуться не успел, как по инерции стал послушным винтиком новой системы. Только теперь он уже не мог и слова сказать против. Его деяний, если говорить юридическим языком, который так квалифицирует как преступное действие, так и преступное бездействие, теперь хватит не просто на увольнение за нарушения, допущенные в работе. Теперь, если задуматься, какие дела он поощрял по указанию свыше или каких не замечал, все может потянуть на срок заключения. И немалый.

— И что же случилось? — наконец спросил Игнатьев, почувствовав, что запал душеизлияния заканчивается. — Спокойной старости захотелось, совесть очистить?

— Не знаю, — пожал плечами Пугачев. — Кризис какой-то, перелом внутри.

— Да уж, — усмехнулся Игнатьев, — не зря говорят, что сколько веревочке ни виться…

— А вообще-то, наверное, накопилось просто за столько лет. Осознание пришло. Так мы с вами говорили о причинах смерти ваших близких. Я ведь тел не видел. Да-да, не удивляйтесь, не видел! Я старший следователь, я осуществляю общее руководство многими делами, у меня есть помощники, которые выполняют текущую работу. В данном случае я поручил следователю Черемисову проведение опознания и вскрытия. Думаю, что он тоже не смотрел. Понимаете почему. А вещи для опознания вам предъявлялись по списку патологоанатома — что и какому телу принадлежало. А потом…

Пугачев вдруг нахмурился, как-то болезненно дернул лицом и стал ходить по кабинету, растирая кисти рук.

— Потом вы с вашими эмоциями и неверием. Нет, я не хочу сказать, что именно вы подвигли меня на это, что вся причина в вас. Но какую-то роль катализатора вы все же сыграли. Как бы это вам объяснить? Если бы на вашем месте оказался другой человек, другого склада, слизняк какой-нибудь, размазня, то сейчас все было бы, наверное, иначе. Может, позже бы все это со мной начало происходить, может, нет. Не знаю. Но чем-то вы меня заразили, бойцовством своим, непримиримостью, что ли. Одним словом, я тоже стал думать о том, что версия, которая у меня есть, она… слабовата. Но постарайтесь меня понять: если правы вы, то получается, что сведения в акте вскрытия, мягко говоря, не являются правдой. И сокрытие правды не может у нас произойти без ведома первого лица ведомства. Понимаете? Я рисковал бы головой, если бы пошел в морг и прямо потребовал…

— Понятно, чего уж там. Смелее с формулировками. Вы испугались, так?

— Да, я испугался идти прямым путем, потому что понимаю: в моем положении это бессмысленно. Но я пошел, отвлек медика и умудрился взглянуть лишь на одно тело. Полагаю, что это было тело тестя вашего брата. Несмотря на то что оно очень обгорело, я увидел следы ранений в грудную область и глубокий разрез на горле. Вы были правы, Зосима Иванович, их действительно убили, а потом подожгли дом. И кто-то воспользовался какими-то рычагами, чтобы результаты экспертизы фальсифицировать. Выводы делайте сами.

Они проговорили еще часа два, обсудив еще ряд преступлений, которые сам Пугачев уже думал объединять в одну схему. От следователя Игнатьев узнал и подробности смерти Белозерцева. И то, что никак не удается опознать тело неизвестной женщины, погибшей вместе с семьей Никольченко.

— Иван Трофимович, вы хотите мне помочь? Я не говорю о вас, я говорю о себе. Хотите?

— Да, Зосима Иванович, считаю своим долгом пусть спустя столько лет, но все же приложить руку к делу восстановления законности. Я, знаете ли, все равно не верю, что не осталось честных людей в мире и в органах. Надо не просто раскрыть это… эти преступления, надо как-то сделать их достоянием гласности…

— Давайте без долгосрочных прожектов! Для начала я хочу узнать, кто убил моих близких, это вообще не обсуждается. А вот когда я это узнаю, я буду думать о том, зачем он это сделал и как мне с ним быть. Все, что я узнал за эти дни о вашем городе, — это то, что он насквозь дерьмом пропитался. И что верить здесь нельзя никому. Единственная ниточка, за которую можно попытаться потянуть и размотать клубок, — та неизвестная женщина. Обязательно и первым делом нужно установить ее личность. Я думаю, что полиция умышленно этого не делает. Или уже установила ее, но помалкивает.

— Что я должен сделать?