— Отличная версия! — уважительно отметил Стас. — То есть получается так, что доктор где-то мог проболтаться, информация дошла до чьих-то ушей, и сюда примчались граждане бандиты? Да, концы с концами вяжутся. Снимаю шляпу!
— А можно и мне сказать? — подал голос молчавший до сей поры Роман. — Скорее всего, налетчики были в масках. Женщина была тяжело ранена, но контрольный выстрел в голову убийца не сделал. Значит, не боялся, что она его опознает, если останется в живых.
— У нас сегодня прямо-таки вечер сплошных озарений, — рассмеялся Гуров. — Что ни слово — то перл откровения… Определимся на завтра. Станислав и Рома — в областную клинику, в областную криминалистическую лабораторию — «пробить» пулю по базе данных. Я — в «Скорую». Ну, и там — по цепочке. Возражений нет?
— Полный «одобрямс»! — ответил Крячко за себя и за Романа.
Семен Павлович, слушая их, сокрушенно вздохнул и покачал головой:
— Эх, мужики! Вот гляжу я на вас и думаю: что ж вас таких-то мало? Что и руки, и голова к месту, и к людям относитесь как положено… Да будь хоть половина как вот вы, народ полицию-милицию на руках носил бы! Вы ж небось ни с кого и деньги не выжимаете?
— Есть такой грех… — скорбно согласился Стас. — Не выжимаем. Но надеемся, что однажды исправиться нам удастся! — вскинув палец, добавил он.
— У нас начальниками милиции — кого тут только не было! — снова заговорил хозяин дома. — Сколько их сменилось за последние лет пятьдесят уже на моей памяти… Вот был Колюшкин. Пьянь сине-зеленая. И ведь все равно держали. А почему? А потому, что свояк первого секретаря. Выгнали-то только тогда, когда ДТП учинил со смертельным исходом. И то, только выгнали — не посадили. Дзыбун… Тоже — и глотка дырявая, и в голове одни бабы. Погорел из-за чего? Ограбили инкассаторов, а он да его замы в это время с проститутками на озере отдыхали. Кротолов — тоже фрукт еще тот, взяточник и хапуга. Аляев — этот откуда-то с югов. Усищи черные, глотка зычная… Ну, думали — настоящий «царь зверей». А на деле? Трус и дешевка. Вечером ехал по городу, а у парка двое уродов девчонку волокли в кусты. Так и проехал мимо. К счастью, поблизости рыбаки шли… Ну, какие рыбаки? Браконьеры. Эти — народ конкретный. Кренделей тем засранцам навешали, и дело с концом. Они же и машину Аляева опознали. На весь район позорище. А ему хоть бы хны, пошел в область на повышение…
Разговор о проблемах полиции затянулся чуть ли не до одиннадцати. Точку в нем поставила хозяйка дома, которая жестко отчитала супруга за то, что тот «завтра хоть до обеда дрыхни, а людям в дорогу спозаранку».
Лев проснулся ровно в шесть без будильника. Выйдя во двор, он сделал разминку на студеном ветерке — морозец прижал, как бы не до минус пяти, — окатил себя ведром ледяной воды и, вполне настроенный на рабочий день, вошел в дом. Вскоре поднялись и все остальные. Ближе к восьми, поблагодарив хозяев за ночлег (те от денег отказались категорически), опера отбыли в Заречное. Оставив Гурова у местной райбольницы, на территории которой размещалась и «Скорая», «десятка» помчалась дальше.
Войдя в просторный больничный двор, Лев направился к двухэтажке, первый этаж которой был гаражом, а на втором размещалась сама служба «ноль три». Молоденькая диспетчерша в окне приемной, услышав, кто и зачем к ним пришел, порылась в журналах и сообщила, что в Сиреневое по вызову жительницы села Буланцевой выезжал экипаж «Скорой» во главе с фельдшером Новиковым.
— А как бы мне его увидеть? — признательно улыбнувшись, спросил Гуров.
— Он сейчас на выезде… — извиняющимся тоном пояснила девушка. — Минут двадцать подождать можете?
Молча кивнув в ответ, Лев отошел в сторонку и занялся изучением стенной печати здешнего производства. Он прочел в разрисованных фломастерами санбюллетенях статьи о коварстве и неизлечимости СПИДа, о катастрофических последствиях злоупотребления алкоголем, о пагубе курения. Особенно для женского организма. Прочтя этот пассаж, Гуров невольно улыбнулся, вспомнив, как пару минут назад, подходя к зданию «Скорой», заметил двух докторш, неспешно беседующих у крыльца соседнего корпуса с дымящимися сигаретами во рту.
Через приемную время от времени проходили люди с какими-то медицинскими приспособлениями и штуковинами, наподобие большущих блестящих жестяных банок, кожаных и металлических саквояжей. Отчего-то все это напоминало не священнодействие целительства, а обычный рабочий процесс в цеху какого-нибудь деревообделочного или металлообрабатывающего предприятия.
Неожиданно за его спиной раздался голос диспетчерши:
— Дима! Новиков! Тут к тебе!
— Кто? — ответил ей молодой басок.
— Я! — обернувшись, объявил Гуров. — Мы могли бы где-нибудь побеседовать? Так, чтобы нам никто не мешал?
Новиков — долговязенький, с крупным носом, увенчанным очками, предложил пройти в кабинет старшего фельдшера, от которого у него был ключ.
— Слушаю вас… — усаживаясь на стул и, как видно, уже догадываясь о сути вопроса, с которым к нему пришел этот здоровенный полковник, лаконично обронил он.