Криминальные гастроли

Окрошка в летний жаркий день была, конечно, кстати, но Гуров ее почему-то не очень любил. Может, из-за кваса, а может, и просто не нравился вкус. Но раз Маша принесла, значит нужно съесть. Больше всего Лев Иванович боялся обидеть супругу своими капризами и пристрастиями к еде. Он ведь понимал, что она старается и хочет как лучше, а потому всегда безропотно принимал всю ее стряпню. Хотя, честно сказать, Мария редко проводила время на кухне. Ее занятость в театре и редкие часы отдыха от репетиций и спектаклей не позволяли ей тратить много времени на кулинарные изыски. Но Гурова и это устраивало. Он и сам дома бывал редко, а потому гурманом не был, еду во главу угла не ставил, а принимал ее больше как необходимость, чем как ритуал.

Мария, собрав все плошки и ложки, умчалась домой, а Гуров, разморенный полуденной жарой и сытостью, принялся размышлять о следующих шагах своего расследования. И думалось ему, что нужно бы сейчас отправиться в Богородское к следователю Валуеву, который ведет дело об афере с картиной, и посмотреть, на месте ли все бумаги, и узнать, что уже известно по этому жульничеству.

«Интересно, как там Крячко? – подумал Гуров, заставляя себя встать и направиться к выходу, чтобы ехать в Восточный округ. – Он даже в кабинет утром не зашел. Наверняка по городу рыщет и свидетелей опрашивает…»

11

Но Станислав Крячко не носился с самого утра по городу, а вернее, по центральной его части, а сразу же направился в Центральное управление МВД Москвы и нашел там оперуполномоченного Карташова, который и вел дело об афере со щенком.

В кабинете Карташова Крячко был встречен звонким щенячьим лаем.

– Здоров будь, Михалыч, – поприветствовал Станислав опера. – Ты это что, полицейских сыскных собак у себя в кабинете решил разводить? – пошутил он.

– Хорошо тебе прикалываться, а у меня эта головная боль теперь незнамо сколько времени будет, – Карташов ткнул ручкой, которой заполнял какие-то бумаги, в щенка, привязанного поводком к батарее. Рядом с песиком стояла плошка с водой и миска с едой. Рядом же было расстелено старое полотенце. – Меня и так тут уже весь отдел щенячьей нянькой кличет, а тут ты еще со своими смешками.

– Да чего там, не обижайся, Михалыч, – добродушно сказал Станислав и, подойдя к щенку, присел перед ним на корточки. Щенок тут же завилял своей облезлой метелкой-хвостиком и плюхнулся на спину, предлагая Крячко почесать себе брюшко. – Это что, тот самый вещдок по афере?

– Он самый, чтоб его приподняло, – усмехнулся Карташов. – Уже второй месяц с ним нянькаюсь. А куда ж его денешь? В приют не сдашь – он вещественное доказательство. Домой – жена терпеть собак не может, вот и приходится кормить, поить и гулять выводить.

– Смешной он, – заметил Крячко, вставая с корточек и отходя от собаки. – Необычный песик. Неизвестно какой породы.

– Обычная дворняга. Это сейчас он такой. Ему, наверное, уже месяца два с большим хвостиком. А маленький таким милым был – косолапый и толстый. Теперь вот перерос и стал как инопланетный зверь какой-то. Но ты знаешь – умный, чертяка, – восхитился понятливостью щенка Карташов. – Все понимает.

Щенок словно понял, что люди говорят о нем, уселся и, склонив голову набок, стал с интересом смотреть на Крячко и Карташова. У него были большие уши, одно торчало вверх, другое – висело, и такие уши напоминали даже не уши как таковые, а какие-то растрепанные меховые тряпочки. Шерсть на щенке торчала в разные стороны, а хвостик был таким длинным, что не просто висел, когда песик стоял, а лежал на полу.

– Видишь – слушает, – улыбнулся Карташов. – Ему ребята из отдела даже кличку уже дали – Опер.

– А что – хорошая кличка, – одобрил Крячко и, повернувшись к Карташову, сказал: – Давай, Михалыч, мне все бумаги на этого твоего Опера. А вернее, по его делу. Я твое дело с делом о метеорите буду объединять.

– Это с тем, что Умереть – не встать расследует? – удивился Карташов. – С чего вдруг объединять-то?

– Так сложилось, что нужно объединять. Есть в этих двух делах один нюансик, на который никто из вас не обратил внимания. И напрасно не обратил. По описанию свидетелей, твой жулик очень уж смахивает на писателя Тургенева, а по описанию свидетеля нашего Ивана Станиславовича жулик похож на Антона Павловича Чехова. Прямо один в один, – усмехнулся Крячко.

– Так и что ж тут такого? – удивился Карташов. – Внешностью-то аферисты все разные. К чему их объединять, эти дела-то?

– Да ладно, разные и разные, – махнул рукой Крячко, которому было лень объяснять недогадливому оперу, что может объединять эти два жульничества. – Тебе главное что, Михалыч? Чтобы дело это было раскрыто. Ну, так я его и буду раскрывать. Тебе же забот меньше.

– Так, может, ты и этого, – обрадовавшийся Карташов указал на щенка, – заберешь – вместе с делом?

– Нет, Михалыч, его я забирать не буду. Пусть это вещественное доказательство у тебя в кабинете поживет. Во всяком случае, до поры до времени. Пока я не решу, что с ним делать.