Криминальные кланы

Утром Фрэнк Йейл позвонил Капоне и сказал, что тот попал в крайне затруднительное положение. «Мне только что сообщили, что ирландцы рыщут по всему городу, пытаясь отыскать итальянца с особыми приметами – тремя огромными шрамами на лице. Это ребята серьезные, Аль, и теперь у них нет вообще никаких дел, кроме одного – изловить тебя. Я посоветовал бы тебе сегодня же убраться из Нью-Йорка. Чикаго, как я считаю, ничуть не хуже».

Джон Торрио

Чикаго тогда был вотчиной известного мафиозного босса Джона Торрио. Он был не только хорошим знакомым Фрэнка, но и солидным человеком, недельный доход которого составлял до 100 тысяч долларов. Этот человек, которому принадлежали почти все публичные дома Чикаго, ввел Аля в курс дела. Молодой человек ему сразу понравился, и он объяснил ему специфику такого города, как Чикаго. «Понимаешь, Аль, – говорил он. – Здесь все абсолютно беззаконно, и ты должен усвоить прежде всего наши законы, чтобы выжить. Ты займешься моими борделями, если не возражаешь. Знаешь, часть моих веселых заведений раньше была расположена на улице имени героя гражданской войны капитана Билли Уэллса.

Вернее, я хочу сказать, что мои девочки живут там и сейчас, но местное население чрезвычайно раздражало, что улица позорит имя героя. Они написали прошение городскому мэру, требуя, чтобы это, как они сказали, безобразие прекратилось. В результате теперь эта улица носит название Пятая авеню. Слушайся меня, сынок, я проведу тебя наверх. Конечно, школа Фрэнки хороша, но только для начинающих, тех, кто захочет научиться метко стрелять и разводить местных подонков. Я же покажу тебе путь наверх. Едва я увидел тебя, как сразу понял: ты человек, который мне нужен. Только такой, как ты, сможет и в приличном обществе показаться, и стрелять, когда это станет нужным. Поверь, я немного людей встречал в своей жизни, кто с успехом сочетал бы эти две способности».

Капоне оказался на удивление понятливым учеником Торрио. В качестве охранника публичного дома он довел это дело до исключительного совершенства. С появлением Капоне доход от публичных домов составил для мафии 50% (остальное отдавалось проституткам). Но эти 50% не были конечным итогом получения прибыли. Одна из проституток призналась на допросе, и ее слова были запротоколированы: «Я заколачиваю 556 долларов в неделю. Половину из них загребает хозяйка дома, значит, остается 278 долларов. Хочу я этого или нет, но 25 долларов уходит моему посреднику в этом доме и 36 долларов тому подонку, который меня туда устроил. Ем я на 15 долларов в день, врачу отдаю каждую неделю 5 долларов. Да еще к тому же месяца не проходило, чтобы у нас не вымогали деньги на какой-нибудь очередной праздник или политический фонд. 10 долларов берут копы на свой спортивный праздник, столько же отнимает пикник у шерифа.

Я обязана покупать вечерние платья стоимостью 50 долларов, потому что хозяйка сказала: если мы не станем этого делать, то все наше заведение просто взлетит на воздух. Через каждые два дня мне велят укладывать волосы, и это стоит 15 долларов. Транспорт обходится мне в 4 доллара, комната – в 10. Иногда копам хочется на всякий случай устроить у нас в доме облаву, и тогда мы скидываемся по пятерке с носа. Итого получается, что за неделю я расходую 221 доллар и 30 центов. Оставшиеся у меня 50 долларов и 70 центов я отношу своему сутенеру. Мы встречаемся с ним в конце каждой недели, а потом вместе идем в какой-нибудь бар, где напиваемся в стельку».

Теперь, когда бизнес от проституции процветал столь удачно, Капоне начали принимать в высшем обществе, там, где принято курить исключительно дорогие сигары, обсуждать оперы, или, вернее, смазливых оперных певичек. Никто не умел с таким изяществом носить фрак, никто не мог так непосредственно и очаровательно насвистывать мотивы из классических опер. Неподражаемый, несравненный Аль! Он покорял всех, с кем ему приходилось иметь дело. А то, что карман его одежды всегда выглядел слегка оттопыренным из-за пистолета, с которым тот никогда не расставался, то и эта мелочь прибавляла Капоне больше шарма.

Тем временем наступил 1920 год, когда американским конгрессом была принята 18-я поправка к конституции, по которой на территории страны запрещалась продажа, перевозка, ввоз и вывоз алкоголя. Наступило время сухого закона, когда никто не мог легально хранить ни ячменное пиво, ни виски. «Любопытно, – вспоминал Аль Капоне. – Казалось, только что граждане всей душой проклинали алкоголь, а тут вдруг, когда он стал запретным плодом, даже те, кто раньше не проявлял к спиртному ни малейшего интереса, стали выпивать, и спрос на эту продукцию начал расти, как на дрожжах».