Криминальные кланы

Он не догадывался, что на самом деле медленно превращался в живой миф. Его не забыли и никогда не забудут. Он не мог предположить, что на его могилу люди будут стекаться со всех концов света, как паломники. Желающих постоять рядом с ним хотя бы после его смерти будет так много, что правительство США распорядится перенести место захоронения Аль Капоне. А потом, как это часто случается, все места, где он бывал, станут чем-то вроде музеев, на которых можно заработать неплохие деньги. Американцы заботливо сохранят все бары, в которые «король Чикаго» хоть однажды заглядывал, гостиничные номера, где ему порой приходилось ночевать, и уж конечно его виллы.

Да, он был прав. Из него, человека, сначала сделали зверя, а потом и относились, как к зверю. И он, человек-зверь, постоянно бежал, постоянно скрывался от расставленных на него силков. И вот наконец его изловили и посадили в клетку, а потом охранники смотрели на него, как на опасного хищника. «Зверей не кормить!». На зверей можно только смотреть. Когда же звери умирают, то из наиболее ценных экземпляров делают чучела, вот, как, например, с ним.

А еще о нем станут рассказывать сказки и складывать почти не пугающие легенды для подросших детей, желающих время от времени пощекотать нервы, но не сильно, а слегка. Он станет мифом, имя которому страх и сила, и пока стоит этот мир, будет жить и этот миф, и многие будут грезить наяву, представляя эти белые холеные руки, эти стальные глаза, холодные, как море перед Алькатрасом и не знающие жалости. Он станет мифом и, подобно королю, станет купаться в деньгах и распоряжаться жизнями людей с такой же легкостью, как этими хрустящими бумажками.

Люди станут опьяняться этим мифом и придумывать одну сказку за другой, и он уже никогда не скажет, что он не зверь. Он в точности такой же, как они все, но только страстно хотел вырваться из этой проклятой нищеты, этого болота, которое убивало. Ему пришлось стать зверем, потому что иначе, как оказалось, невозможно было прожить в этом мире. Скольких зверей он видел, оборотней в обличье сенаторов, прокуроров, адвокатов и мэров. Как хотелось ему тогда во сне закричать: «Разве вы не видите, это не люди, это оборотни!». Но потом он просыпался и понимал, что эта жизнь устроена так, что в ней иначе нельзя и что по закону этой жизни, постоянно имея дело со зверями, сам понемногу превращаешься в хищника…

^{Знаменитые заключенные тюрьмы Алькатрас.}

Первым зверем в человеческом обличье, которого встретил Аль, был Фрэнки Йейл.

Фрэнки Йейл был человеком, которого Аль считал настоящим другом, единственным. Ведь ему было так одиноко в грязном и нищем нью-йоркском гетто, куда семья Капоне прибыла из Неаполя в поисках лучшей доли, как и большинство эмигрантов конца XIX века. Альфонсу ничего не оставалось, как бесцельно бродить по этим чужим улицам, и он впервые по-настоящему ощутил счастье, когда встретил человека одной с ним крови. Правда, родились они в разных местах, но это было неважно. Фрэнки был южанином, из Калабрии и, соответственно, характер у него был, как и у большинства жителей тех мест — несколько чересчур холодный и вечно недоверчивый. Альфонс же родился в Нью-Йорке, но в нем и за милю была заметна сицилийская кровь. Он всегда, как говорили, был необузданным и мгновенно готовым воспламениться. Он никогда не видел Сицилии, но чувствовал ее всем сердцем.

Пожалуй, родители были правы, и Аль нередко был готов вспылить из-за сущей ерунды. Он знал одно: жить так, как его родители, в нищете и вечном страхе, он не станет. И Фрэнки с готовностью поддержал его. «Правильно, — сказал он. — Зачем бояться других? Надо, чтобы тебя боялись». В тот день Аль стал членом уличной шайки, которой верховодил Фрэнки. Поначалу они обчищали овощные магазины, но в конце концов, как будто по закону жанра, пролилась первая кровь, и Аль сам удивился, как, оказывается, легко это сделать.

Это убийство произошло, конечно же, совершенно случайно и из-за чепухи, а возможно, 18-летний Аль, сам того еще не понимая, уже попал на эту дорожку, обнесенную красными флажками, из которой оставался только один выход — вперед, к смерти, и неважно — к своей или чьей-то еще.

^{Аль Капоне. Обложка журнала «Тайм».}