Криминальные романы и повести. Книги 1-12

Шорох шагов. И вот они уже в этом кабинете, который отныне именуется совещательной комнатой. Кроме судей, здесь теперь никто уже не может находиться: ни прокурор, ни адвокат, ни секретарь. Тайна совещательной комнаты охраняется законом, её нарушение – безусловный повод к отмене приговора.

Вошедшая последней Анна Ивановна плотно прикрыла за собой узкую дверь, задвинула защёлку, отключила телефон. Последнее было не обязательным, но она всегда считала, что судьи в эти минуты должны быть ограждены от любых помех, а что может быть хуже надоедливого телефона?

На столе не было ничего лишнего: бумага для приговора, чернильница, ручка, карандаши, маленькие книжечки кодексов. На тумбочке – тома дела.

– Садитесь, товарищи, – предложила Степанова заседателям.

Большой широкоплечий Сахнин в нерешительности взялся за спинку стула, но, видимо, стул ему показался ненадёжным, и он сел на диван. Сел осторожно, на самый краешек, и все же пружины жалобно взвизгнули под тяжестью его грузного тела. Сахнин поморщился, пошутил:

– Не подходит моя комплекция для заседателя, а? Боюсь – всю мебель вам перепорчу.

– Ничего, диван все равно пора менять.

– Разве что так… Когда я мальчишкой после ФЗУ на завод пришёл, то мастер сказал, что с такой комплекцией позор давать меньше ста двадцати процентов нормы. Вот и пришлось стараться…

Второй заседатель, Нина Александровна Глоба, сухощавая женщина средних лет с быстрыми и энергичными движениями, села за письменный стол и раскрыла Уголовно-процессуальный кодекс. У неё было строгое сосредоточенное лицо.

Анна Ивановна заглянула через её плечо. Глоба читала 309-ю статью. В этой статье перечислялись все основные вопросы, которые должен обсудить суд при вынесении приговора.

Имело ли место деяние, в совершении которого обвиняется подсудимый?

Содержит ли оно состав преступления?

Совершил ли это деяние подсудимый?

Виновен ли он?

Подлежит ли подсудимый наказанию, а если да, то какому?..

Глоба была заседательницей всего несколько месяцев, но за это время она неплохо освоила практику судебной работы. Единственным её недостатком была некоторая поспешность в выводах. Но это существенный недостаток для судьи, весьма существенный… А вот Сахнин не торопился. Он всегда действовал по пословице: семь раз отмерь – один раз отрежь. Ничего не скажешь, мудрая пословица…

Сахнин уже несколько минут мял в пальцах папиросу. Поймав его вопросительный взгляд, Степанова сказала:

– Если у Нины Александровны нет возражений, то, пожалуйста, курите. Как, Нина Александровна?

– У нас на работе почти все курящие, – сказала Глоба и закрыла Кодекс.

– Вот за это спасибо. А то без курева как-то несподручно. Мысли трудно в точку собрать. – Он закурил, с наслаждением затянулся дымом. Помолчал. – А дело путаное…

– Сложное дело, – согласилась Степанова.

– Вы находите? – удивилась Глоба. – Если разобраться…

– Вот давайте и будем разбираться, – предложила Степанова.

* * *

Лифт ночью не работал, и врачу скорой помощи пришлось пешком взбираться на пятый этаж. Когда он поднялся, сердце так сильно билось, будто пыталось вырваться из грудной клетки. Одышка. Она убедительней свидетельствовала о возрасте, чем запись в паспорте.

Шаблин встретил его на лестничной площадке. Он был в пиджаке и галстуке, но в домашних туфлях без задников. Бледный и странно торжественный.

– Проходите, коллега. Она во второй комнате.

– Сюда?

– Да, направо по коридору…

Удары сердца становились спокойней, ритмичней. Врач с облегчением вытер со лба пот, поставил на пол свою сумку, огляделся.

Шаблина лежала на застеленном диване. Постельное бельё было совершенно свежим: видимо, только вчера она его меняла. Белоснежные, отливающие синевой, туго накрахмаленные наволочка, пододеяльник, простыня. При свете настольной лампы под стеклянным абажуром казалось, что молодая женщина просто спокойно спит и этот ночной телефонный звонок – какая-то нелепая ошибка. И через несколько дней на допросе у следователя врач говорил: «Представляете себе? Естественная поза спящего человека. Совершенно естественная. Я бы даже выразился так: типичная. Она лежала на спине, чуточку набок… Да, вправо. Голова на подушке, тоже слегка повёрнута вправо, вполоборота. Руки под одеялом, правая параллельно туловищу, а левая немного согнута в локте… Рот? Закрыт. Нет, не сжат, а именно закрыт, как у человека с хорошей носоглоткой, который во сне дышит через нос. Никаких признаков агонии. Ну абсолютно никаких. Между тем смерть не вызывала сомнений: на локтевых сгибах ярко выраженные трупные пятна, окоченение конечностей… Так что применять какие-либо средства или приёмы оживления было бессмысленно. К жизни её уже ничто вернуть не могло…»

Осмотрев труп, врач развёл руками:

– Мне остаётся только выразить вам своё соболезнование… Мне пришлось некогда пережить подобное: моя супруга умерла от инфаркта. Она тоже была сердечницей? – он повернулся в сторону дивана.

– Ольга? Нет, она не была сердечницей…

– Мда… Судя по трупным пятнам и окоченению, смерть наступила часа четыре назад…