— Вот молодцы, вот молодцы, — приветливо проговорила Ольга. — Как обещали, так и приехали.
Леонид Анисимович въехал на участок и заглушил мотор. Взяв с сиденья какие-то свёртки, он вручил их женщине.
— Прошу, все, что просили.
— Ой, спасибочки, — обрадовалась Ольга. — Сейчас рассчитаюсь с вами.
— Там написано сколько, — сказал Леонид Анисимович.
Глеб заметил на свёртках какие-то цифры, написанные карандашом.
Вика поздоровалась с женщиной как со старой знакомой. Алик, видимо, был здесь тоже не в первый раз.
— А это мой земляк, — представила Глеба Вербицкая, — вот с таких лет дружили.
— Милости просим, — чуть поклонилась Ольга.
И Ярцеву стало легко и приятно от этой простоты, которой веяло от женщины.
— Сестра Решилина, — шепнула ему Вика, когда все двинулись в глубь участка. — За хозяйку здесь.
Участок был огромный и казался пустынным, так как деревьев здесь росло мало. Преимущественно сосны, уходящие высоко в небо своими старыми вершинами. На солнечной стороне вдоль забора тянулся малинник с аккуратно подвязанными к шестам стеблями. Возле него стояло несколько ульев.
Дом располагался на противоположной стороне участка. Он напоминал деревянные хоромы, которые Глеб видел на Архангельщине и Псковщине, куда ездил как-то в турпоездку. Рубленая махина, пологая лестница в виде крытой галереи вела на второй этаж. Крыша покрыта дранкой. От строения веяло замшелой стариной.
Словно в дополнение к ней на участке косил траву высокий старик с косматыми волосами и бородой, одетый в белую холщовую рубашку и порты.
Когда прибывшие подошли к нему, косарь вытер рукавом пот со лба и произнёс:
— Точность — вежливость королей.
«Батюшки, — остолбенел Ярцев, — так это же Решилин!»
Вблизи ему можно было дать чуть больше пятидесяти. Это издали художник выглядел стариком.
Решилин поздоровался со всеми за руку, а когда очередь дошла до Глеба, спросил:
— Вы и есть тот самый школьный приятель Вики? — Глеб кивнул. — Что ж, давайте знакомиться: Феодот Несторович.
Ярцев назвал себя, поражаясь, как точно соответствовало облику хозяина его имя, которое уводило в прошлые века, воскрешало предания и поверья.
Решилин был бос. Говорил он на «о».
— Ведро нонче, — посмотрел на небо художник. — Окунуться будет в самый раз. — Он гостеприимным жестом показал в ту сторону, где был край участка, заросший ветлами.
Гурьбой пошли к дому. Ярцева Решилин буквально заворожил. Его размеренный голос, сухопарая жилистая фигура, угадывающаяся под просторной крестьянской одеждой.
Глеб вспомнил все, что читал и знал о художнике. Любая выставка — сенсация, попасть невозможно. А на выставках споры, споры до хрипоты. Пару репродукций решилинских творений Ярцев видел в каком-то журнале — не то Куликовская битва, не то битва при Калке, в общем, сюжет исторический.
Подошли к дому. За ним был разбит цветник. А дальше, за частоколом ветл, была вода. Она рябилась солнечными зайчиками, манила, притягивала к себе.
На высоком противоположном берегу горбатился лес, а мимо него стремительно летела на подводных крыльях «Ракета».
— Батюшки! — вдруг вскричала Ольга. — Потравит цветы!
Глеб обернулся. В зарослях настурции он увидел… барашка. Заметив бегущую к нему женщину, барашек взбрыкнул и пустился наутёк. Алик присоединился к погоне. Животное, ловко увёртываясь от людей, кругами двигалось по цветочным грядкам, запуталось в гибких лозах климатиса, обвившего декоративную решётку. И вот так, в попоне из листьев и сиреневых звёзд, угодило в руки крепкого мужчины, вышедшего из времянки, расположенной у цветника.
Барашек, жалобно блея, вырывался, но его держали намертво.
— Гляди-ка, — улыбнулся Леонид Анисимович, — шашлык сопротивляется!
Подошли запыхавшиеся Ольга и Алик.
— Вот чертяка, — вздохнула хозяйка. — Слопал три куста настурции.
— Губа не дура, — откликнулся Леонид Анисимович. — В Южной Америке это деликатес. Особенно почки и незрелые плоды.
— Ничего, — засмеялась Ольга, — сейчас сам деликатесом станет. Ты уж расстарайся, Алик, — обратилась она к поэту.
— Будьте спокойны, — заверил Еремеев.
— И сразу начинай, — продолжала хозяйка. — А то пока забьёте, пока освежуете…
— Не-не! — в ужасе замахал руками Еремеев. — Только не это! Чтоб я живое существо!..
— Ну и мужики пошли, — покачала головой Ольга. — Хоть помоги Тимофею Карповичу, — кивнула она на здоровяка, который продолжал прижимать к себе обречённого на заклание агнца.
— Увольте, — взмолился поэт. — Я даже смотреть не могу.
Хозяйка сделала жест здоровяку, и тот, держа барашка могучей рукой, пошёл за времянку.
— Откуда сей агнец? — спросил Алик.
— С Кубани, — ответила хозяйка. — Вчера земляки привезли.
Поднялись на застеклённую веранду. Исчезнувшая куда-то на минуту Ольга вернулась и протянула Леониду Анисимовичу деньги. Тот как-то очень профессионально развернул веером в руке купюры, затем полез в карман и, достав портмоне, протянул сдачу — рубль с копейками.
— Да что вы, — отмахнулась хозяйка.
— Нет, Оленька, — спокойно сказал Леонид Анисимович, — мне вашего не надо, вам — моего. Дружбе это не вредит, наоборот.