Криминальные романы и повести. Книги 1-12

Вдова была одна в огромной квартире на проспекте Мира, и их беседе никто не мешал. Ян Арнольдович прежде всего попросил прощения, что вынужден задать несколько вопросов относительно Кима Харитоновича, когда в доме такое горе, но Вероника Петровна перебила его:

— Не надо извиняться. Спрашивайте. Если что знаю — скажу, нет — не обессудьте.

Майора удивило её спокойствие, даже невозмутимость: ведь всего несколько дней назад похоронила мужа.

— Скажите, вы знаете художника Решилина? — начал он.

— По-моему, этого художника должен знать каждый культурный человек. — Варламова закурила «Беломор», по-мужски сжав мундштук папиросы. — Во всяком случае, кто считает себя таковым…

— Да-да, разумеется, — смутился Ян Арнольдович. — Но я вот о чем хотел бы знать: ваш муж был знаком с Решилиным?

— Знаком? — удивилась вопросу вдова. — Никогда не слышала об этом. Хотя решилинская картина у нас есть. Вон висит…

Вероника Петровна показала на работу художника. На картине было изображено одухотворённое юношеское лицо. Светлые волнистые волосы, голубые глаза. Картина была написана на деревянной доске, как икона. И манера была иконописная.

— Называется «Молодость художника», — пояснила Варламова.

— Откуда она у вас? — поинтересовался Латынис.

— Кто-то из знакомых подарил Киму Харитоновичу, — ответила Вероника Петровна. — А может быть — подхалим. Собственно, картин было две, но другая уплыла…

— К кому?

Вопрос повис в воздухе. Варламова глубоко затянулась дымом и некоторое время с прищуром глядела на решилинское творение, вероятно колеблясь, стоит ли открываться собеседнику.

— К кому? — повторила вдова. — К одному человеку, к которому много чего ещё уплыло… К женщине.

— Ростоцкой? — невольно сорвалось с языка у Латыниса.

Он испугался: вдруг его бестактность обидит Варламову. Однако она даже глазом не моргнула, только потушила докуренную папиросу и засмолила новую.

— Да, у Стеллочки ручки хоть и нежные, но цепкие, — усмехнулась вдова.

— Что в них попало, считай — пропало…

— Поскольку уж зашёл разговор о Стелле Григорьевне, — осмелел Ян Арнольдович, — что вы можете рассказать о ней? — И поправился: — Конечно, если не хотите, можете ничего об этом не говорить.

— Что правда, то правда, большого желания нет, но, очевидно, придётся,

— вздохнула Варламова. — Я ведь вижу, вас интересует это неспроста. И делить нам с этой женщиной теперь нечего. Понимаете, последние лет восемь нас с Кимом Харитоновичем объединяла лишь общая крыша над головой. Ну, ещё необходимость изображать благополучную супружескую пару. Но фактически он имел другую жену, Ростоцкую…

— Понятно, — кивнул Латынис, немало поражённый тем, что вдова Варламова говорит об этом так буднично и просто.

Она, словно прочитав мысли майора, усмехнулась:

— Удивляетесь, чего это я разоткровенничалась? Так вы же все равно об этом знаете, я уверена.

— Не знаем, — мотнул головой Ян Арнольдович.

— Ну, так узнали бы. Да ещё подумали: несчастная женщина, которую обманывали почти десять лет! Так вот, к чести Кима Харитоновича будет сказано, в прятки он со мной не играл. Сам открылся. Единственное, о чем я его просила, чтобы не знали дети. Во всяком случае, до тех пор, пока не станут совсем взрослыми. Это условие Ким Харитонович выполнял. — Вероника Петровна, тяжело задумавшись, помолчала. — Может, и хорошо, что сын и дочь так и не знают, что их отец… — Она снова вздохнула.

«Вот, значит, почему она не убивалась из-за смерти мужа», — подумал Латынис.

Подробности отношений Ростоцкой и Варламова он ворошить не стал и последнее, о чем спросил, были ли у покойного вредные пристрастия — к выпивке или, может, к наркотикам?

— Хорошее вино и коньяк муж любил, — отвечала Вероника Петровна. — Но пил в меру. Ну а насчёт наркотиков… Ким Харитонович предпочитал удовольствия реальные, осязаемые… Впрочем, категорически утверждать не берусь. По существу, последнее время мы были чужие люди.

Больше ничего интересного выведать у вдовы не удалось. Но и то, что она сообщила, было ценным. Майор решил эти сведения углубить, расширить, в чем и преуспел.

Действительно, последние восемь лет Варламов и Ростоцкая фактически были мужем и женой, что они, однако, пытались тщательно скрывать от окружающих, особенно от сослуживцев. Фамилия Ростоцкая досталась Стелле Григорьевне от отца. Правда, около трех лет она была Голубкина. Брак секретаря Варламова с ничем не примечательным инженером Голубкиным был загадочным пятном во всей этой истории. Но в этот промежуток времени Стелла Григорьевна с мужем переехала в трехкомнатную кооперативную квартиру в самом центре Москвы, после чего последовал развод. Супруги расстались, инженер из квартиры выселился. Можно было предположить, что этот брачный финт задумали и проделали из-за дополнительных квадратных метров: так бы секретарша могла претендовать лишь на однокомнатную квартиру.