Криминальные романы и повести. Книги 1-14

— Не обижайтесь, товарищ Тихонов. Я, наверное, неудачно выразился. Я просто хотел сказать, что этому убийству надо уделить чрезвычайное внимание.

— Я не обижаюсь, товарищ Беляков. А что касается чрезвычайного внимания, то оно уделяется у нас всякому убийству.

— А как вы думаете, поймают убийцу?

— Я за это зарплату получаю, — сказал зло Стас и вспомнил спокойное шараповское: «Найдём. И не таких находили».

— А всё-таки случается ещё, что такие преступления остаются нераскрытыми?

— Случается.

— Вот видите!

— Что я вижу? Убит человек. Надо выяснить, почему. Тогда уже будет проще найти — кто убил. Для этого берём всю совокупность объективных обстоятельств вокруг убитого и отметаем всё лишнее — налицо мотив и субъект преступления.

Беляков смотрел недоверчиво — разыгрывает его оперативник, что ли? Стас говорил спокойно, слегка улыбаясь, скрывая душившую его злость.

— Да-да, как у Родена — берём каменную глыбу и отсекаем всё ненужное.

— Но ведь это, наверное, дьявольски трудная задача, — растерянно произнёс Беляков.

— Нет. Если привыкнуть, то ничего, — успокоил Стас, подумав: «Ох, милиция, милиция! Горький, чёрствый хлеб!»

По лицу Белякова было видно, что он в Стаса не верит. «Медаль надо было надеть», — усмехнулся про себя Стас.

— Всё это так непостижимо, нет никаких логических объяснений всему свершившемуся, — сказал Беляков и очки его запотели. — Даже не знаю, как вы это распутывать будете. Боюсь, уйдёт убийца от кары.

Больше всего Стаса бесило, что Беляков молод. Ну, старый, какой-нибудь пенсионер со сквера, обыватель доминошный бормотал бы такое — понятно. Но молодой совсем парень — это уж чёрт те что! Только бы не сорваться, спокойно:

— Как я понимаю, вы хотите получить от меня расписку в том, что я обязуюсь найти убийцу. Такой расписки я вам не дам. И никто не даст. Потому что я — человек. И всякий другой оперативник — молодой или старый — только человек. Поэтому мы можем ошибаться, не знать, не понимать, не предвидеть. И всё-таки мы ищем и, как правило, находим.

— Каким же образом? — с интересом спросил Беляков.

— На моей стороне закон, все люди, общественное мнение, — устало сказал Тихонов. — Наконец, я человек, а он — волк, человеко-волк, и рано или поздно мы его загоняем за флажки.

— Да-а, это по-своему убедительно, хотя довольно общо, — упрямо сказал Беляков.

— Ладно, предлагаю эту криминалогическую дискуссию перенести на внеслужебное время. Я хотел бы с вашей помощью ознакомиться с архивом Тани Аксёновой…

Около трёх часов Стас задвинул последний ящик стола, откинулся на стуле. Всё. Не нашлось ничего интересного. Беляков тоже устал от напряжения — он расшифровывал Стасу некоторые непонятные Танины записи.

— Вот посмотрите её последний блокнот. Она забыла его у меня на столе, уходя в понедельник.

«Предпоследний, — подумал Стас, — последний был у неё в сумке».

Он взял из рук Белякова красную ледериновую книжку, долго листал. Записи и пометки о людях, каких-то кораблях, атомной электростанции на Чукотке, сказка о диком олене Хоре и очень много фраз — вставочек, наподобие режиссёрских ремарок: «Гораздо больше экспрессии», «Это одеяло лжи, сшитое из лоскутков правды», «Потеря темпа», «Врёт так интересно, что не хочется спорить».

Видимо, у Тани была привычка механически записывать отдельные мысли. Уже в самом конце шли наброски очерка о людях Ровенского комбината, который завтра будет напечатан в газете. На последней странице написано: «М.П. Синёв, А.Г. Громов, Шурик, А.Ф. Хижняк», «Говорят, что микробы проказы могут прожить в организме, объективно не проявляясь до пятнадцати лет», «В плотине моральных устоев открылся слив для всех человеческих нравственных нечистот», «Трусость — детонатор жутких поступков». Какие-то птички, галочки. Больше ничего нет.

— Тут тоже ничего нет, — вернул Стас Белякову блокнот. — Скажите, Аксёнова не заявляла в план каких-либо материалов, связанных с проблемой преступности? Или, может быть, с судьбами жертв фашизма?

— Нет. Это вообще не относится к тематике нашего отдела. А проблемами фашизма занимаются международники… Она мне сказала, что сдаст какой-то интересный материал, но я в понедельник был очень занят…

— Когда вы видели Таню последний раз?

— Подождите, сейчас я точно скажу. Третью полосу приносят в половине шестого. Да, в половине шестого я зашёл в отдел, и Таня с кем-то говорила по телефону. Да-да, она ещё мне показала рукой — подождите, мол. Но меня вызвали в секретариат, и я решил зайти позднее. Заглянул минут через сорок — её уже не было.

— А о чём говорила Таня, вы не слышали?

— Видите ли, я не имею обыкновения слушать чужие разговоры.

— Жаль, — сказал Тихонов. — Жаль, что не нарушили в тот раз обыкновения.

В отделе кадров Стас быстро перелистал личное дело Аксёновой. Последняя характеристика для поездки в международный дом отдыха журналистов в Варну. «…Зарекомендовала себя… деятельный и инициативный журналист… ведёт большую общественную работу, политически грамотна… морально устойчива…»