Криминальные сенсации (Часть 1)

- Относительно того, что он "сломается", я не хотел бы понять вас слишком буквально, полковник. Подумайте о том, что этому человеку предстоит еще выступать на открытом процессе. Другой исход может оказаться для вас весьма неприятным...

Полчаса спустя начальник станции Йозеф Андьял был подвергнут полковником Фаркашем и его адъютантом обер-лейтенантом Ковачем усиленному перекрестному допросу. Около полуночи заспанного Андьяла отвели в расположенную в подвале комнату без окон, с голыми стенами. Меблировка ее состояла из простого стола, стула с кожаными ремнями для пристегивания к спинке и ножкам и двух рефлекторов, точно таких, которые, как известно было Андьялу, использовались для ночных ремонтных работ на путях.

До сих пор его допрашивали только в рабочем кабинете полковника. Новая обстановка возбудила в нем страх. Андьял с опаской сел на стул.

Полковник остался на заднем плане, допрос начал Ковач. Почти дружеским тоном он спросил:

- Ну что, Андьял, как насчет того, чтобы сказать теперь правду?

Начальник станции тряхнул головой и ответил усталым голосом:

- Но ведь я же вам сказал правду. Я не имею никакого отношения к этому преступлению. Поверьте мне наконец!

Словно он и ждал подобного ответа, обер-лейтенант повернулся к своему начальнику и полным иронии голосом сказал:

- Наш друг Андьял разговаривает так, будто он очень устал. Не добавить ли мне немного праздничного освещения, господин полковник, чтобы приободрить его?

- Да, включите-ка оба рефлектора, Ковач. Что-то здесь темновато. При ярком свете лучше говорится.

Ковач нагнулся, подсоединил силовой кабель, и в то же мгновение зажглись оба прожектора. Как фотограф, он направил свет на лицо начальника станции.

Чтобы укрыться от яркого света и невыносимого зноя, Андьял нагнулся вперед и оперся локтями на бедра. И тут обер-лейтенант сильно ударил его кулаком в лицо, попав по губам и носу, так что голова откинулась назад и из ноздрей потекла кровь. Ковач с издевкой крикнул железнодорожнику:

- Только не надо изображать усталость, мой милый, сиди прямо, чтобы мы видели, говоришь ли ты правду!

Андьял больше не осмеливался хоть немного наклонить голову. Сощурив глаза, он наблюдал за тем, как полковник разложил на столе фотографии его отпечатков пальцев и батарейки от карманного фонарика и выжидательно посмотрел на него. Начальник станции догадался, какие доводы собирались привести офицеры, и стал быстро говорить:

- После катастрофы я первым оказался на виадуке. Я увидел батарейки между рельсами и поднял их. Конечно, на них могут быть мои отпечатки пальцев. Но ведь я не приносил взрывчатку. Спросите у советника Швейнитцера, я ему рассказывал, что нашел остатки адской машины и трогал их. Так что все это лишь случайность, роковое стечение обстоятельств.

На какое-то мгновение в комнате воцарилась мертвая тишина, лишь тихо гудели прожекторы. Полковник кусал губы и вопросительно смотрел на своего адъютанта. Утверждение Андьяла полностью обесценивало как улику отпечатки пальцев.

Охваченный внезапной яростью, Ковач вдруг схватил железнодорожника за ворот кителя и стал трясти так, что тот несколько раз ударился головой о стену. При этом он кричал ему в лицо:

- Ты называешь это случайностью, свинья? А то, что ты задержал на станции порожний товарный состав, чтобы на воздух взлетел скорый поезд, - тоже случайность? И здесь ты невиновен? Так, что ли?

Ковач продолжал трясти его, но тут Андьял неожиданно взвился, вскочил со стула и в отчаянии завопил:

- Да вы с ума сошли! Я задержал товарный состав, потому что скорый поезд шел с опозданием на три минуты. Вы можете это проверить. Если бы скорый стал ожидать, пока товарняк пройдет виадук, то добавилось бы еще пять минут опоздания. На всех железных дорогах мира в таких случаях право преимущественного проезда всегда получает международный скорый поезд. Я невиновен. Уберите же наконец эти прожекторы!

Энергичным движением Ковач вернул вскочившего начальника станции на место. Он не знал, как ему быть дальше, и беспомощно посмотрел на полковника. Андьял, завалившись, сидел на стуле; потоки горячего пота бежали по лицу, губы высохли от зноя прожекторов. Полковник коротко кивнул Ковачу. Обер-лейтенант без дальнейших пояснений понял значение кивка: допрос на износ! То есть обрабатывать до тех пор, пока человек окажется не в состоянии сопротивляться.