Бекет бесился от собственного бессилия, бился головой об стены, вскрывал себе вены, даже зубами перегрызал их, но сделать с системой ничего не мог. Его подлечивали и снова бросали гнить в карцер или шизо. Чтобы знал, как нападать на сотрудников милиции!
Из ИТК он вышел с тремя непогашенными судимостями и административным надзором, установленным в колонии. И с ясным осознанием того, что на свободе ему болтаться долго не придется: милиция не даст. Надо было или действительно вставать на путь исправления: трудоустроиться, прекратить пьяные загулы, соблюдать ограничения надзора, или сменить место жительства и забиться в какие-нибудь дебри, где бы его не слышали и не видели. Но этого он делать как раз и не желал.
Однако всеми правдами и неправдами в этот раз пробыл он на свободе около года. Зато и «раскрутился» по полной программе. И хулиганство, и грабеж, и кража, и злостное уклонение от надзора. На целую пятилетку!
ГЛАВА ВТОРАЯ
— Михаил Иванович, — входя в кабинет участковых с ворохом бумаг, произнес с сарказмом Паромов, — радуйся, Бекетов Валерий Иванович освобождается. С целым букетом судимостей с половиной статей УК. К маме, на Краснополянскую, тридцать девять… Вот уведомление из колонии… Пермяки заботятся, чтобы их подопечного встретили, прописали и трудоустроили. И не только он один, а еще десяток ему подобных… — потряс он пачкой уведомлений. — И все на твой участок. В общежития строителей на Обоянскую, двадцать и Дружбы, тринадцать. Так что, радуйся, идет большое пополнение…
Астахов оторвал взгляд от постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, которое старательно печатал на пишущей машинке двумя пальцами.
— Это не тот ли самый Бекет, что на Чаплыгина Генку нападал?
— Не знаю. Что-то слышал об этом деле, но точно не знаю. Я еще не работал… — Паромов посмотрел листок уведомления, где указывалась дата последнего осуждения Бекетова, — когда он и в последний раз сел. Скорее всего, он. И что-то радости в твоих глазах не вижу, — пошутил старший участковый.
И положил на свободную часть стола уведомления, в которых администрация колоний сообщала об освобождении того или иного заключенного и о возможности его проживания по выбранному им адресу. Кроме вопроса проживания освобождающихся зэков, сотрудникам милиции, считай, участковым, предлагалось изучить вопрос и их трудоустройства. И не просто изучить, а дать положительный ответ, дающий гарантии, что рабочее место бывшему зэку зарезервировано.
Государственные мужи проявляли заботу о своих заблудших и оступившихся согражданах. С одной стороны всякий осужденный и находящийся в местах лишения свободы автоматически лишался прежней жилплощади и выписывался оттуда сотрудниками паспортного аппарата, с другой стороны, когда он освобождался, то должен был где-то жить и трудиться. Вот и слались уведомления в адрес начальников отделов милиции, а те их отписывали на исполнение участковым. Кому же еще отписывать?
Следует отметить, что такие уведомления шли строго пунктуально: за год до освобождения, за полгода, за месяц. И не было в системе МВД СССР более точной и бюрократически выверенной и отлаженной машины, как система исправительно-трудовых учреждений.
Участковые пытались бороться с наплывом судимых на их участки. Брали письменные объяснения от комендантов общежитий о том, что общежития не резиновые и нет лишних койко-мест. Приобщали к этим объяснениям письменные ходатайства Совета общественности поселка о том, что концентрация лиц, освободившихся из мест заключения, на поселке резинщиков уже превышает разумные пределы и потому новый приток такого контингента нежелателен. Подготавливали для подписи руководства отдела милиции отрицательный ответ и отсылали его инициатору запросов. Но это никакого действия не имело. Все было бес толку. Лица, отбывшие наказание, как прибывали в общежития, так и прибывали. С уведомлениями или без таковых. И общежития потихоньку превращались в маленькие филиалы колоний или спецкомендатур. С той лишь разницей, что колонии и спецкомендатуры охранялись целыми подразделениями специально подготовленных сотрудников, а в общежитии вся эта работа и забота ложилась на плечи коменданта, воспитателя и вахтеров. В основном, женщин. И на плечи участковых инспекторов милиции, несших персональную ответственность за состояние правопорядка на вверенных им участках.
Зато руководство колоний время от времени в средствах массовой информации, в том числе и по телевидению, информировало правительство и общественность, как они отслеживают судьбу каждого своего подопечного, даже и после его освобождения. Какая чуткость!
— Где блеск в глазах, где служебное рвение? — повторил Паромов с прежним сарказмом, обращаясь к участковому. — Что-то не видать…
— Если это он, — не принял шутку Астахов, — то дерьмо порядочное.
И стал раскладывать пасьянс из полученных уведомлений.