Криминальный гамбит

— Молоток! — чмокнув микрофон, Ленка бросила трубку и начала торопливо одеваться. Всю свою сознательную жизнь двадцатичетырехлетняя Елена Брошина посвятила журналистике. Лет с тринадцати начала писать в местную газету, потом закончила институт и стала работать корреспондентом, подвизаясь сразу в нескольких областных газетах, а с прошлого года и на телевидении. Именно она снимала первый кривовский конкурс красоты для областной телекомпании «Скат», а потом и репортажи об исчезновении Орловой с собственными острыми комментариями.

Через полчаса после звонка она уже находилась в приемном покое больницы и моментально умудрилась взять интервью у того же самого доктора Аркадия Михайловича.

В тот же вечер репортаж Брошиной вышел в эфир, но в самом Кривове его мало кто видел. За пять минут до его начала в большей части города вырубился свет.

Гораздо больший эффект вызвала небольшая заметка Елены в местной газете, поступившей в продажу следующим утром.

Случайно ее прочитал Шурик, «доставивший» Орлову к Бурлаку. Решив поправить здоровье пивком, он разложил на столе первую попавшуюся газету с целью почистить на ней тарань и глазами машинально уперся в заголовок «Криминальные новости». Сообщения о взломанных гаражах и срезанных проводах не вызвали у него интереса, но самый большой сюжет колонки заставил его буквально подпрыгнуть на месте. Коротко выругавшись, он спросил вошедшую на кухню мать:

— Мать, это за какое число газета?

— Эта? Да это же новая совсем, сегодняшняя! Ты что это устроился тут со своей воблой, мы ее еще не читали! Отец ругаться будет…

Она продолжала что-то ворчать, а Шурик уже рванул в свою комнату, прихватив телефон на длинном шнуре. Пару минут он не решался набрать номер, но потом все-таки начал крутить диск, потея от накатившего ужаса.

Не только понедельник, но и вторник оказался для Астафьева днем тяжелым.

Нет, похмельный синдром на этот раз не мучил лейтенанта. Случилась большая неприятность: на работу вышел его непосредственный начальник, майор Мазуров.

Вчерашний разговор на повышенных тонах с главврачом отделения о нарушении режима не прошел даром, конфликт разрастался как снежный ком, и Мазурова выписали. Ивана Михайловича это нисколько не огорчило, а, наоборот, обрадовало.

Язва его окончательно успокоилась, так что в семь утра он был на боевом посту, а ровно в восемь начал разнос своему подчиненному.

— Так, и это все? — спросил он, поднимая тоненькую папку с делом Орловой.

— А что, разве мало? — искренне удивился Астафьев.

— Мало. Ты не сделал и половины положенной работы.

— Как это?

— А вот так! Ты опросил одну медсестру, а где остальные, кто дежурил, когда поступила Орлова, врачи, санитары? Важна любая информация, и ты это прекрасно знаешь!

— Но их уже не было.

— Что они, померли, что ли? Надо было взять телефоны, адреса, опросить, может, кто-то знает этого парня, который привез Орлову.

— Поднимать людей после ночного дежурства?

— Ну и что?! Работа у тебя такая.

— Да она придет в себя и сама все расскажет! — возмутился Астафьев.

— А если не придет?

— Врач говорит, что они надеются…

— Врач! А если он такой же врач, как ты опер?

Астафьев помрачнел, предчувствуя продолжение разноса.

Вместе они работали два года, и все это время Мазуров постоянно пенял лейтенанту, что тот халтурно относится к своей работе. Оба они занимались поисками пропавших без вести людей и укрывающихся от правосудия нарушителей закона. Сам майор отличался редкой въедливостью и был из племени трудоголиков.

На работу он приходил чуть свет, а дома появлялся лишь поздним вечером.

Астафьев же четко соблюдал трудовое законодательство: от и до. Мазуров признавал его ум, энергию, умение вывести людей на откровенность, но кроме этого требовал полной самоотдачи. Начальник забывал, что лейтенант молод и, кроме работы, у него существует еще и бурная личная жизнь. Большой поклонник женского пола, Юрий постоянно заводил скоротечные и фатально невезучие романы.

Такими они были по причине удивительного умения лейтенанта «западать» на замужних женщин…

Как и предполагал Астафьев, разнос продолжался.

— Ты даже не выяснил, как Орлова попала в больницу. Что, этот бомж в автобусе ее вез? Или на руках по городу тащил? Была машина, я уверен. Эту версию ты совсем не отработал.

Наконец Астафьеву удалось вставить слово:

— Иван Михайлович! Но я же бригаду в больницу вызвал, Колодникова с его орлами. Вычислил он машину, вы правы: кто-то из приемного курил на улице и видел, как мужик этот с Орловой из старенького «Москвича» вылез, четыреста двенадцатого. Таких в городе единицы, а может, вообще одна. Водилу найти элементарно.

— Ну вот видишь! А сам что не подключился? Знаешь ведь, людей мало.

— Иван Михайлович! У меня на десять была назначена встреча в морге с родственниками Перфилова.

— Ну и что? Опознали? — тотчас же заинтересовался Мазуров.

— Да вроде бы.

— Что значит вроде бы? — возмутился майор. — Вроде бы у нас не считается.

Либо опознали, либо нет!

— Ага, Мамонтову тоже вон опознали, — ухмыльнулся Юрий.