Крио

В одночасье лишился Сендер-Нохим своих старших, даже могилки их были неведомо где. Шваркнул очки об пол бедный отец, вышел во двор, взял лопату и забросал свой ледник землей, закопал, как могилу.

Жена кричала ему:

– Опомнись, Сендер! Зачем «кормильца» зарываешь? Как жить теперь будешь?

А Сендер все бросал и бросал комья земли в холодную черную дыру, пока не сравнял ледник с полом, а потом кинул лопату сверху на свежую землю и ушел, сгорбленный горем, в свой опустевший дом.

В госпитале в Лоховицах, в хирургическом бараке, на кое-как сколоченных нарах лежали вповалку покалеченные солдаты. Пахло хлоркой, дегтем, духота стояла невыносимая. Огромный санитар в сером халате и фартуке взял Макара на руки, как ребенка, и положил на стол, потом вставил в зубы Стожарову флягу с водкой и приказал пить.

Макар выпил с великим удовольствием, захмелел на пустой желудок и сразу уснул. Беспробудный сон камнем навалился на него. И ему привиделось, что золотым ястребом взмывает он с операционного стола, низкий потолок больничного барака обращается в своды храма, которые без оглядки уносятся ввысь. А воспарив, услыхал свой голос – но не из гортани, а откуда-то сверху или сбоку:

– Я дух, обитатель бога Света, чей облик был сотворен в божественной плоти. Пускай моя душа предстанет перед ликом Осириса в Земле Вечности в Стране Постоянства.

В ответ по неизмеримым просторам понесся рокот:

– Позволь ему пройти к тому, чей престол расположен во мраке, кто излучает сияние в Земле Ра. Пусть он увидит город Гелиополь.

– Откройся мне! – проговорил Макар, паря над миром. – Кто ты? Каково твое имя?

– Я Осирис, владыка земли Ра.

– Почет тебе, начальник погребального ящика! – вскричал Макар. – Даруй мне пироги и пиво, сосуды молока, булки, хлеб и мясо. Пусть мои ноги будут со мной, чтобы я мог ходить ими там. Пусть мои руки будут со мной, чтобы я мог ими всюду повергнуть врага!

– Войди в Дом Осириса, – раздался божественный глас. – Да не обнаружится, что ты легок на чаше весов. Присядь на ветвь вселенской сикиморы с плодами жизни среди богов, детей богородицы Нут.

Ликуя, спланировал Макар на прекрасную сикимору, в кроне ее распевали птицы, о прохладный ствол чесали бока лоси и олени, в корнях копошились змеи, ящерицы и лягушки.

Все добро, мудрость и свет были в этом дереве, сердце Макара наполнилось невиданным миролюбием, в нем забил источник сокровища бесстрашного красноречия:

– О Господь, исходил я немало земных дорог. Так меня отмутузили там, намордасили, так намотался я, наголодался, так, о Господь безграничного света, навоевался… Раненный вражеской пулей, я помер, но возвысился как золотой ястреб. Я пророс, как горох, я сильнее Владыки Часов. Позволь мне вдыхать воздух, который исходит из твоих ноздрей, жить тем, чем живут духи-души, и стать господином их пирогов. Ибо поистине я есмь Бог Ра.

Тут над вселенским древом в ошеломляющей необъятности появился мужчина с головой сокола и солнечным диском вместо венца, обвитым змеей.

– Да никакой он не Ра. Вот я – действительно Ра, – сказал этот сокологоловый мужик.

– Чтоб мне провалиться, – воскликнул Макар, – я сотворил свой образ в твоем образе, когда ты приходил в Бусирис. Я есмь дух-тело среди твоих духовных тел!

– Никто не спорит, Макарыч, – отозвался Бог Ра спокойно и беспечно. – Ты моя грань, моя ипостась, когда-нибудь наши умы сольются воедино, как полноводные реки, но куда спешить, приятель? Твоя земная жизнь только набирает обороты. Бери пример с Осириса: коварный Сет размолотил его на четырнадцать кусков и разбросал по долине Нила, но Онуфрий (я зову Осириса Онуфрий!) в своем расчлененном положении сумел зачать сына. Вот они какие – боги и герои! А ты, хоть и лучезарный, и солнцеподобный, проваливай подобру-поздорову, вот и весь мой сказ.

Почуяв, куда дует ветер, Осирис и Анубис, Великий Гоготун и священный бык Апис, обезьяны с ладьи Бога Ра и сама Богиня Нут давай кидаться в Макара плодами жизни, вообще, оказалось, галдеть они умеют на славу:

– Кыш! Кыш!

– Гони этого шаромыжника!

– Откуда он, собака, взялся?

– Ладно, – сказал Макар, отгребая в сторонку от их озорной ватаги, – некогда мне с вами разводить антимонию. Ждет меня не дождется рабоче-крестьянская революция. Но вы тут тоже – не очень! – пригрозил он священным богам. – Глядишь, и до вас доберемся!..

– Все как есть доберетесь, никуда не денетесь, – покачал головою Бог Ра и ступил на борт ослепительной золотой ладьи, имея вместо венца Око Уто с Уреем – солнечный диск со змеей.

Опомнился Макар на нарах с перебинтованной ногой и сразу с испугу схватился за нее, тут ли она, не отрезали, не выбросили собакам на задний двор. Нет, тут его нога. И снова впал в забытье, откуда позвал его голос Тимофея:

– Макар Макарыч, просыпайся, я тебе картоху сварил, солью посыпал, ешь давай, дорогой друг, а то которые сутки голодаешь…

Макар открыл глаза, но никакого Тимофея рядом не было, а стоял перед ним тот самый санитар, который напоил его водкой перед операцией, здоровый, как священный бык Апис, и протягивал миску с двумя горячими картофелинами в мундире.