Криоожог

Над пластиной головида появилось улыбающееся лицо, и он нажал на паузу, просто чтобы хорошенько посмотреть на собственную жену. В последнее время вся ее жизнь превратилась в череду непредсказуемых событий. Только во сне Катриону можно было увидеть в состоянии покоя. Ясные серо-голубые глаза, искренний взгляд, гладкие темные волосы без признаков седины, хотя Катриона была на два месяца старше него. Принимая во внимание, что жена принесла ему четырех наследников за неполные шесть лет, отсутствие седых волос было скорее чудом. Появились наследники, конечно, из репликатора, но все-таки… Он сам был единственным ребенком в семье. Длинный шлейф болезней тащился за Майлзом с детства, и они не столько лечились, сколько сменялись новыми. Пожалуй — да нет, не «пожалуй», а совершенно точно, — он недооценил, сколько внимания потребуется нормальному здоровому ребенку, даже несмотря на его собственное положение и деньги. Потому что есть такое, что никому не доверишь, что родители должны делать сами, — иначе ты многое теряешь.

Конечно, во время записи она смотрела не на него, а в камеру, напомнил себе Майлз, но под мягко-ироничным взглядом жены он включил воспроизведение, чувствуя необъяснимую вину за то, что остановил изображение.

— Здравствуй, моя любовь, — сказала она. — Мы получили последнюю весточку от тебя с радостью и облегчением. К счастью, я не сказала детям о первом, тревожном послании — второе появилось как раз вовремя. С содроганием представляю, через что прошли твои родители, пока ты был занят на… предыдущей работе. Хотя, полагаю, по отцу, с его характером фора, это было вовсе незаметно, а вот мать… вовсе не представляю. Наверное, говорила всякие бетанские колкости.

Вообще-то на службе в СБ он обходил подобные проблемы. Просто не посылал домой сообщений, и все. Не то чтобы отец не мог потребовать доклада от главы СБ, когда ему вздумается. «Или не мог достаточно собраться с духом, чтобы потребовать такой доклад», — раздался у него в ушах колкий материнский голос.

Затем Катриона перешла к лаконичному описанию дел в округе Форкосиганов — прежде чем рассказать о делах домашних. Она всегда говорила сначала о главном. Если бы Катриона сразу начала с дома, он бы понял, что в семье произошло что-то серьезное. Рассказ жены напомнил о том, что свои обязанности по управлению округом Майлз совсем забросил, хотя на этой неделе, кажется, не произошло ничего, что потребовало бы срочного обращения к его — вернее отцовскому — представителю в Совете Графов. И отец, и мать были далеко от дома, исполняя вот уже который год обязанности вице-короля и королевы на Зергияре.

Ох уж эти Форкосиганы! Просто какая-то семейная традиция — забросить свои собственные дела и служить императору. Однако у всего своя цена. Майлз припомнил, не без сдержанной гордости, как окружной староста как-то раз сказал о Катрионе: «Вы принадлежите императору, а леди Форкосиган — нам».

Так и есть.

— Теперь к делам домашним, — продолжила Катриона, — показываем последние достижения.

Изображение сменилось другим, подрагивающим.

— Молодец, Элен, — раздался голос Катрионы, а помещение закружилось перед Майлзом. Это была библиотека Форкосиганов, он узнал сразу, несмотря на безумную скорость вращения. — Поворачивай камеру тихонько, а то у папы головокружение начнется.

— Какое еще головокружение? — спросил детский голосок за кадром.

Саша? Нет, боже, да это Лиззи! И сразу же ответ Катрионы:

— Это когда перед глазами все кружится.

— А-а… — Новое слово было воспринято с должным вниманием.

Перед ним возникла десятимесячная малышка Таури, серые глазки под копной пушистых черных кудрей; стоит, крепко вцепившись в край низенького столика. Саша, которому уже почти шесть, его сестра-близнец Элен, их трехлетняя сестренка Лиззи, — сидят втроем на заднем плане на диванчике. Саша с интересом наблюдает, Лиззи со скучающим видом покачивает ножкой, мол: «Ну и что? Я тоже так могу».

— Иди сюда, Таури, — нежным голосом позвала Катриона, — иди к мамочке.

Ах, как это прозвучало! Майлз чуть не свалился на пластину стереовизора, потянувшись к этому соблазнительному голосу.

Таури повернулась, покачиваясь, на маленьких пухленьких ножках, отпустила стол одной рукой, принялась размахивать ею, балансируя. Затем отпустила другой. Затем кривоного зашлепала к маминым протянутым рукам. И как только дети умудряются учиться ходить в подгузниках? Невероятно. Но вот она пошла, упала в материнские руки, ликующе улыбнулась, и Катриона подняла ее высоко над головой — это триумф!

— Дай теперь я попробую, — попросил Саша, словно сестренка — заводная игрушка. Он сел на колени напротив Катрионы и ободряюще позвал сестру: — Иди ко мне, Таури! Давай, у тебя получится!

Окрыленная первой победой, Таури радостно закурлыкала и потопала к нему еще быстрее, но тут же растянулась, ударилась подбородком и подняла такой вой! Скорее, конечно, от обиды, чем от боли — это Майлз понял по тембру голоса. Саша поднял ее, хохоча:

— Эй, сначала надо научиться ходить, а бегать — потом!