Криппен

Хотя вчера вечером они сидели друг напротив друга и довольно мило болтали, сейчас Эдмунд в мальчике ощущал какую-то неприязнь. Он наблюдал за тоскующими взглядами, которые тот бросал в сторону Виктории Дрейк, и прекрасно понимал, что Том замечает точно такие же взгляды Виктории, направленные на самого Эдмунда. Его это немного забавляло, хотя подобный флирт был для девушки совершенно бесполезным занятием, и Эдмунд подозревал, что у Тома еще меньше шансов завладеть предметом своей любви.

Хотя Том был симпатичным мальчиком и благодаря своим грубым, разбитным манерам, возможно, казался кое-кому еще более привлекательным, он по-прежнему оставался ребенком, и Эдмунд полагал, что интересы Виктории лежат в иной области.

— По правде говоря, я тебя ждал, — произнес Том через пару минут, подтверждая подозрения Эдмунда.

— Ждал меня? — переспросил тот, удивленно подняв глаза; его сосед между тем жадно набросился на завтрак. — Неужели?

— Да. Хотел с тобой поговорить.

— Хорошо.

— О Виктории Дрейк.

— А, — сказал Эдмунд, кивнув.

— Я честно предупреждаю тебя, Робинсон, — тихо проговорил юнец.

— О чем?

— О том, что произойдет, если ты не уберешь от нее свои грязные руки, — вот о чем. Предупреждаю тебя сейчас и больше повторять не буду.

Эдмунд улыбнулся и поставил чашку на стол. Откровенность — это одно. Страсть — другое. Но угрозы — совершенно третье, и будь он проклят, если смирится с ними, даже если они безосновательны.

— Одну минутку… — начал он, но его оборвали:

— Слушай сюда, Робинсон, — прошипел Том. — Не знаю, что ты затеял, но мне это не нравится. Не нравится, что ты все время за ней волочишься и пытаешься ее закадрить.

— Это я-то?

— Я увидал эту девчонку первым и при удобной возможности ее заполучу. Не тебе со мной тягаться, хоть ты и на пару лет старше. Поэтому хватит за ней бегать, если не хочешь неприятностей.

— Я за ней бегаю? — со смехом повторил Эдмунд. — Вот так новость. Да она сама никак не оставит меня в покое, кретин. Добивается меня с первой же нашей встречи.

— Не смеши. Такая девчонка? Да она никогда не станет бегать за доходягой вроде тебя. Если хочешь знать, ты вовсе и не мужчина.

«Ты даже не догадываешься, насколько прав», — подумал Эдмунд.

— Руки худые, голос тонкий, наверно, ты еще даже не бреешься? И не называй меня кретином, а то выволоку наружу и брошу за борт. Акулы быстро тебя оприходуют.

— Послушай, Том, — сказал Эдмунд, положив на стол нож и вилку, — его рассердило, что вообще приходится вести этот разговор. — Бесполезно говорить об этом со мной. Если тебя интересует Виктория, советую тебе…

— Меня не интересуют твои советы, — сказал мальчик, взяв в руку нож для масла и подавшись вперед. Кончик ножа очутился в нескольких дюймах от сердца Эдмунда, и тот нервно покосился на лезвие. — Ты ничего не знаешь обо мне, — продолжал Том. — Не знаешь, на что я способен. Там, где я вырос, приходилось бороться за жизнь. Если мой дядя важно расхаживает, будто король Франции, это еще не значит, что я — дофин. Я всегда получаю то, чего хочу, и могу сказать тебе, говнюк, что заполучу Викторию или уничтожу тебя, ты меня понял? Не становись на пути у Дюмарке. Я потомственный воин. Мой отец погиб в Бурской войне. Мои предки сотни лет занимались разбоем. Один промышлял на большой дороге. Другой служил у Робеспьера во время Французской революции, так что я немного в курсе, как рубить бошки аристократам. У нас в роду не было ни единого труса.

Эдмунд в ужасе на него уставился. Возможно, ему было не больше пятнадцати, но в темных глазах сквозило такое неистовство, что Эдмунд поверил каждому его слову. Нож был по-прежнему направлен на него и оставался совершенно неподвижен: в поведении Тома не чувствовалось никакой нервозности. Эдмунд подумал, что юнцу ничего не стоило на месте его заколоть. Том медленно повернул нож к себе, и Эдмунд увидел, как мальчик провел лезвием по внутренней стороне собственной ладони: там появилась тонкая кровавая черточка, но Том при этом даже не поморщился и ничем не выдал своей боли.

— Что-то у меня аппетит пропал, — сказал Эдмунд, встав и отодвинув тарелку. Он расстроился и испугался — к таким волнениям он не привык. — Я… мне нужно…

— Попомни мои слова, Робинсон, — сказал Том, снова повернув нож, и ровно разрезал яичницу у себя в тарелке. Желток брызнул вбок, словно вспороли артерию, и юноша обмакнул кусок ветчины в белок, а затем съел его. — Я сказал, дважды я не предупреждаю, — добавил он. — Считай, тебе еще повезло, что я тебя вообще предупредил.