Криптия

– Господа, я объявляю перерыв, в связи с некоторыми неотложными обстоятельствами. Мы решим вопрос о поездке доктора Керавна в другой раз.

И под недоуменным взглядом доктора – на кой тогда было затеяно все это представление – сделал знак заканчивать заседание.

– Ну куда вы смотрели, капитан? Сами же говорили – он контуженый, и потому нельзя его снова принимать в ополчение. И сами притом позволяете своим людям водить с ним компанию.

– А с чего я должен был запрещать? – угрюмо оправдывается Грау. – Никогда у нас такого не было, чтоб командир ополченцам указывал, кого в кабак звать. А они приятели, весь год на войне рядом, ну и решили выпить за его выздоровление, святое же дело…

Он осекается, сообразив, что ляпнул что-то не то.

Консулу вовсе не нравится устраивать разнос столь заслуженному воину, как Грау. Но приходится.

Беспорядки в порту оказались не столь страшны, как предсказывал Фруэла. Труп был всего один (если сравнить с некоторыми портовыми побоищами – просто смех). Ну, правда, есть еще трое тяжелораненых, с которыми неизвестно что будет. Да много поломанных рук, ног и ребер и прочих мелких повреждений. Пожар удалось потушить вовремя, с кабака на другие здания он не перекинулся. Зачинщики под арестом. И все бы ничего, если б главным зачинщиком беспорядков, а также несомненным убийцей не оказался ученик доктора Керавна.

А значит, все предшествующие труды – виверне под хвост. Ничего себе, сходили попить пивка…

– Я уже и допросил их, – продолжал Грау.

– Сказано же было – Латрона сам допрошу!

– Ну так я же не с ним говорил. А с сержантом Габельганом и рядовым Хлео.

– Габельган… это который награду получал? Такой… – Консул провел пальцем по подбородку, обозначая шрам.

– Ага. Он Латрону помогал тот подкоп устроить, по ним же оползень и вдарил. Габельган-то легко отделался, а Латрона со всей силой приложило… В общем, они с Хлео пошли в увольнительную и по пути встретили Латрона. И предложили…

– …обмыть выздоровление, это я уже понял.

– Точно так. Они явились в этот кабак, «Пьяный кракен», туда часто наши ополченцы ходят… ходили. Говорят, сидели себе спокойно, выпивали тихо, никого не трогали. Хлео по этой части врать не станет, он парень смирный, даром что здоровый, как кабан. И к Латрону привязался какой-то выпивоха. Кто таков – они не знают. И никто не знает, хозяин «Кракена» тоже. Не из завсегдатаев был. Короче, понес, что Латрон в ополчении выслужился за счет смазливой рожи и это… вы уж простите меня, господин консул, как подстилка офицерская. А как изуродовало его, так он никому стал не нужен, вот его на улицу и вышвырнули, и он теперь рядовых обихаживает… и что, Латрон стал бы такое терпеть?

– Мерзко, конечно, и несправедливо. Но если б у нас убивали за каждую гнусность, брошенную по пьянке, полгорода бы полегло.

– Да, но сказать такое парню из Степи? Там знаете, что за подобные слова полагается? А Латрон, опять же…

– Контуженый, помню. А дружки его куда смотрели? Почему не придержали, когда он человека резать полез?

– А не успели, господин консул. И справедливости ради – у того пьяницы тоже тесак при себе имелся. Когда они с Латроном за оружие взялись, никто промеж них не сунулся. Не то чтоб от страха, Габельган говорит, а просто развлекался народ, решил – помашутся, кровь слегка друг другу подпустят, – а всем развлечение бесплатное. А когда Латрон того мерзавца прикончил, кабатчик вышибал позвал, чтоб его повязали. Тут Габельган с Хлео и встряли – обидно ведь. Короче, завязалась драка, сбежался еще народ, подтянулись парни из городской стражи, опять же у судовладельцев свои охранники, думают, что они в порту хозяева, и просто матросня… А кто масляную лампу со стола сбил, отчего «Пьяный кракен» занялся, того никто не знает.

– И все-то у вас, Грау, складно получается. Никто, кроме никому не известного пьяницы, не виноват. И Латрон не виноват. А ведь он не просто под горячую руку человека зашиб, он его убивал умышленно, чему есть свидетелей пара десятков, а то и больше. И приятели его – прямо служители пречистой девы Рассы. Подвигов насовершали… в мирное время.

– Те же свидетели на суде покажут, – твердо сказал Грау, – что убитый оскорблял служащих ополчения Димна непотребными словами, чего терпеть не должно. И стражники наши не могут себя в глазах людей тюфяками и тряпками выказывать, они обязаны уметь за себя постоять, что в мирное время, что в военное. Кабак сгорел… оно, конечно… только чья тут вина, уже не установишь.

– Установишь или нет – это я сам разберусь. Свободны, капитан.

А ведь Грау-то, пожалуй, прав, размышлял Монграна, возвращаясь домой. За убийство гражданина Димна в таком случае полагается виселица либо рабство на галерах, но суд будет, скорее всего, на стороне Латрона и его приятелей. Оправдать их не оправдают, но приговор смягчат. Ученика доктора, похоже, изгонят из города, благо у него и гражданских прав нету, или отправят на принудительные работы, а сержант с рядовым отделаются взысканиями по службе. И на все это можно было бы закрыть глаза, если бы безобразие не случилось в удивительно неподходящее время.