Лодка взлетает и рушится вниз. Жижа прокатывается вперед, на мгновение обнажая что-то в углу каюты, видимо, закрепленное у носовой переборки. Уотерхауз делает шаг вперед.
– Это сейф! – Он поворачивает диск. Тяжелый. Хороший сейф. Немецкий.
Шафто и британский офицер переглядываются.
В люке появляется британский матрос.
– Сэр! – докладывает он. – Поблизости замечена еще одна немецкая подлодка.
– Мне пригодился бы стетоскоп, – задумчиво произносит Уотерхауз. – Здесь есть лазарет?
– Только аптечка, – отвечает британский офицер. – Где-нибудь плавает.
– Сэр! Есть, сэр! – Шафто исчезает.
Через минуту он возвращается, держа над головой немецкий стетоскоп. Бросок. Уотерхауз ловит стетоскоп в воздухе, вставляет в уши и под жижей прикладывает мембрану к сейфу.
Ему это не совсем в новинку. Из мальчиков, которые помешаны на замках, нередко вырастают мужчины, помешанные на криптографии. Бакалейщик в Мурхеде, Миннесота, разрешил маленькому Уотерхаузу играть с сейфом. К изумлению бакалейщика, Лоуренс подобрал комбинацию и сделал об этом школьный доклад.
Этот сейф куда лучше, чем у бакалейщика. Поскольку Уотерхауз все равно не видит диска, он закрывает глаза.
Словно в полусне, он слышит крики, как будто происходит что-то ужасно важное. Может быть, кончилась война. Тут у него вырывают головку стетоскопа. Уотерхауз открывает глаза и видит, что сержант Шафто поднес мембрану ко рту, как микрофон. Шафто спокойно смотрит ему в лицо и говорит в стетоскоп:
– Сэр, торпеды в воде, сэр.
После этого разворачивается и выходит, оставив Уотерхауза одного.
Уотерхауз успевает подняться по трапу к боевой рубке и уже видит диск серовато-черного неба, когда вся лодка вздрагивает. Прокатывается гул. Волна нечистот выбрасывает его наверх, на палубу субмарины, товарищи подхватывают и заботливо удерживают от падения в океан.
Движение U‑553 на волнах изменилось. Она подпрыгивает гораздо сильнее, как будто хочет соскочить с рифа.
Уотерхаузу требуется примерно минута, чтобы сориентироваться. Кажется, он поранился. Определенно какая-та ерунда с левой рукой, на которую он приземлился.
Пробегает мощный луч: свет прожектора со сторожевого корабля. Матросы матерятся. Уотерхауз приподнимается на здоровом локте и заглядывает в корпус подводной лодки, следуя за лучом прожектора. Лодка распорота под ватерлинией, рваные края дыры торчат внутрь. Вонючая жижа вытекает в Атлантический океан.
– Бля! – Сержант Шафто срывает со спины маленький, но увесистый заплечный мешок, растягивает завязки. Британские матросы светят ему фонариком.
Уотерхауз, в полубреду, с трудом верит своим глазам: Шафто вытащил связку аккуратных буровато-желтых цилиндриков толщиной в палец и длиной дюймов по шесть. Еще он вынул всякую мелочовку, в том числе моток жесткого красного шнура. Шафто вскакивает настолько решительно, что сбивает кого-то с ног, бежит к трапу и пропадает из виду.
– Черт, – говорит британский офицер. – Взрывать будет.
Он задумывается только на мгновение; лодка снова приподнимается на волне и скребет днищем по рифу – возможно, сползает.
– Оставить судно!
Почти все перебираются в вельбот, Уотерхауза отправляют назад на тележке. Примерно на середине пути к сторожевому кораблю он скорее ощущает, чем слышит взрыв.
Остаток пути он практически ничего не видит, и даже на сторожевике перед глазами по-прежнему плывет. Некто по имени Енох Роот хочет непременно осмотреть его руку и голову, для чего надо спуститься вниз. До сих пор Уотерхауз понятия не имел, что повредил голову, и это неудивительно: голова – то место, которым соображают; если она повреждена, как это сообразить?
– Вас наградят по меньшей мере «Пурпурным сердцем», – говорит Енох Роот небрежно, как будто плевать хотел на ордена, но допускает, что для Уотерхауза это большое дело. – И, вероятно, очередную награду получит сержант Шафто, мать его за ногу.
Морфиум
Шафто по-прежнему видит это слово, стоит закрыть глаза. Лучше бы он сосредоточился на деле: как ловчее заложить взрывчатку под кницы, соединяющие сейф с субмариной.
«MORPHIUM» напечатано на желтой этикетке. Этикетка наклеена на стеклянный пузырек. Стекло темно-малиновое, как все вокруг, когда тебя ослепят мощным лучом света.
Харви, матрос, вызвавшийся на подмогу, все время светит ему фонариком в глаза. Это неизбежно. Шафто неудобно заклинен под сейфом, пытается приладить капсюли скользкими, онемевшими от холода пальцами. Это вообще было бы невозможно, не попади в лодку торпеда: до тех пор сейф был полностью покрыт жидким дерьмом. Теперь оно слилось.
Харви никуда не заклинен, его швыряет при каждом пароксизме лодки, которая бьется, как выброшенная на берег акула, и со всей дури пытается соскочить с рифа. Луч фонарика постоянно чиркает Шафто по глазам, он моргает и видит бесчисленные малиновые пузырьки с надписью МОРФИУМ.
– Черт! – орет он.
– Что-то не так, сержант? – спрашивает Харви.
Харви не понимает. Он думает, что Шафто чертыхается из-за какой загвоздки со взрывчаткой.
Шашки просто чересчур велики. Со взрывчаткой загвоздки нет. Загвоздка с Шафто.