Совсем окоченевшая от холода, Анжела уже смирилась с мыслью, что никогда больше не согреется. Это бесило ее даже больше, чем незаконный арест. Она боялась, как бы холод вновь не привел ее к нервному срыву, но нужно было держать себя в руках: здесь, как и раньше, по дороге сюда, нельзя было демонстрировать ни малейшего признака тревоги. Холод снаружи, холодность внутри. Глядишь, и получится вышибить клин клином…
«Куда все это меня приведет? — думала она. — В тюрьму? В камеру, где еще холоднее, чем здесь? Бедная Жозетта, в чем они тебя обвиняют?.. Будут ли нас бить, выколачивая признание?.. Или просто отправят домой? Господи боже, дом! Мой милый дом, в котором я умирала от тоски, — зачем меня заставили тебя покинуть? Теперь меня сфотографируют — добро пожаловать в ряды политых поливальщиков! — анфас и в профиль, как в кино: бандитская физиономия, в руках — табличка с номером… А потом? Обваляют в смоле и перьях?.. Черт, ну почему этот сквозной ветер раз за разом пролетает через всю комнату, ударяется о несгораемый шкаф и потом рикошетом попадает мне в шею? А если я подтяну покрывало выше, тогда холодно будет ногам. Да и голову я полностью не закрою в любом случае. И без того затылок уже, кажется, обледенел — скоро и мозг застынет, превратится в густой мармелад…»
Холодильник. Мармелад. Мармелад мозга. Она снова взглянула на три фотографии, которые молча разложил перед ней коп. После этого он больше не шелохнулся — сидел неподвижно, наблюдая за ней.
«Все молчит… Это что, такой прием? Гребаная нордическая стратегия? Старина, ты не знаешь, с кем имеешь дело! Если ты будешь молчать, то и я рта не открою. Хватит этих диалогов глухих! Как только мой прекрасный переводчик появится снова, я потребую адвоката и французского консула. Тогда и посмотрим, сколько у тебя останется звездочек на погонах…»
Кипящий внутри гнев, к сожалению, ничуть ее не согревал. Даже кресло, в котором она сидела, казалось ледяным. Анжела слегка приподнялась, чтобы удобнее устроиться. Сидящий напротив нее колосс едва заметно пошевелился. Взгляд его холодных глаз перемещался с лица француженки на фотографии, затем на папку, которую он пока не раскрывал, затем снова на Анжелу. Как ни странно, Анжела смутно чувствовала, что настроен мужчина благожелательно. Невольно сжимаясь под его испытующим взглядом, она все же различала среди этого колючего холода слабую искорку некоего сообщничества. Неожиданно она подумала, что они были созданы для того, чтобы встретиться. Так или иначе, они
Комиссар чихнул, верхняя часть его тела заколыхалась. Из груди донесся сипящий звук — как будто со свистом раздулись кузнечные меха. Можно подумать, этот человек готовится испустить последний вздох… Анжела тактично отвернулась.
— Kaffe? — хрипло спросил он.
Не раздумывая, Анжела кивнула. Этой неожиданной любезности оказалось достаточно, чтобы она тут же забыла о своем возмущении. Бьорн протянул руку к двери, распахнул ее движением указательного пальца и крикнул в коридор, чтобы принесли кофе, сию же секунду. Два кофе.
В ожидании бодрящего горячего напитка Анжела снова взглянула на три лежащие перед ней на столе фотографии и вздрогнула от отвращения. Таких снимков ей делать не доводилось. Ничего не скажешь, они были сделаны профессионально в плане освещения и контрастности, но отображали под разными углами одну и ту же жуткую действительность: проломленный череп итальянской чемпионки, лежащей на скамье в сауне.
Странно, но эти глянцевые черно-белые снимки вызвали у нее ощущение дежавю. Она отогнала эту мысль и уже хотела протянуть руку, чтобы перевернуть фотографии, но ей это не удалось.
С некоторым недоумением она смотрела на свою застывшую руку, лежащую на подлокотнике кресла. Только сейчас Анжела заметила, что снова дрожит, постукивая зубами. Ну конечно. Чтобы хоть как-то размять руку, она с трудом достала носовой платок и шумно высморкалась.
Принесли кофе в высоких картонных стаканчиках с пластиковыми крышками. Напиток оказался некрепким, но горячим; у него был легкий привкус картона. Анжела медленно пила, глядя на Бьорна так пристально, словно хотела взглядом пригвоздить его к стене.
Когда она почувствовала в его дыхании слабый запах алкоголя, все то невольное уважение, которое он внушал ей до сих пор, тут же испарилось. «Не ищите со мной ссор», — словно говорили ее глаза.
Бьорн едва пригубил кофе. Он лишь осторожно поворачивал свой стаканчик в ладонях. Через некоторое время он, медленно двигая пальцами, перевернул фотографии; некий этап бессловесного диалога был пройден, и уже не было необходимости к нему возвращаться.