Часть зала была отгорожена огромным черным брезентовым полотнищем, свисавшим с потолка. Посередине был разрез в три метра высотой, сквозь который можно было пройти из основной части зала в импровизированные раздевалки. В качестве перегородок между ними использовались пластмассовые стеллажи для бутылок, на время привезенные из соседней пивной; они были похожи на детали гигантского конструктора «Лего». Над входом в каждый из этих узких отсеков был прикреплен бумажный флаг той или иной страны. От бесконечной беготни мажореток в шортах и футболках туда и обратно брезент постоянно колыхался.
Посреди основной части зала тянулась широкая тренировочная дорожка, над которой на тонких проводах висели громкоговорители — казалось, что они парят в пустоте. Слева и справа от дорожки стояли ограждения с укрепленными на них пестрыми рекламными щитами. С одной стороны ограждения амфитеатром высились длинные ряды скамеек, на которых расположились зрители и журналисты. Из громкоговорителей непрерывно звучал гимн мажореток — как только он заканчивался, сразу начинался снова. Сами мажоретки разминались под присмотром тренеров, выкрикивающих команды на разных языках; тренеры напоминали овчарок, ревностно оберегающих вверенное им стадо и иногда рычащих на какую-нибудь нерадивую овцу, чьи ошибки нарушали общую гармонию. Спортсменки снова и снова повторяли отдельные элементы и целые комплексы движений, добиваясь абсолютной синхронности, которая должна была принести им победу. Обязательная программа. Произвольная программа. Каждая деталь сложного многорукого и многоногого механизма двигалась в общем ритме.
Однако с верхнего ряда зрительских скамеек, где сидел Имир, зрелище внизу казалось сумбурным и жалким. Улыбаясь уголками губ, он наблюдал за взмахами позолоченных капитанских жезлов. Поскольку мажоретки были не в парадных костюмах, а в обычных тренировочных, происходящее выглядело обычной спортивной разминкой. Из-за отсутствия роскоши и блеска ощущения праздника не возникало.
Имир не сразу осознал, что отбивает такт ногой. Заметив это, он поднялся и спустился вниз, к Анжеле, сидевшей на корточках возле своей сумки.
Не вставая, она подняла голову и взглянула на него, как восхищенный турист, зачарованный видом огромной горы, вершина которой теряется в облаках. Она даже не заметила, как он подошел. Несмотря на свою массивность, Имир обладал удивительным свойством — полностью сливался с обстановкой.
— Ты больше не фотографируешь?
— Надо сохранить пленку для продолжения.
— Думаешь, будет продолжение?
— Кто знает.
Она мысленно выругала себя за такой шаблонный ответ, одновременно следя за реакцией своего лжелюбовника. Имир смотрел на нее с той непринужденной доброжелательностью, которая покорила ее с самого начала. Словно вся ее прежняя жизнь была сплошным непрекращающимся испытанием, а этот человек самой судьбой был предназначен для того, чтобы стать для нее тихой пристанью после всех бурь.
— Ты говорила, что хочешь мне что-то сказать…
— Да… Спасибо за твое свидетельство. Но я могла бы выпутаться и сама, поскольку я абсолютно невиновна.
— Я знаю. Но я беспокоился за тебя. В общем-то, я даже не понимаю, зачем сказал… это. Такая идея возникла как будто сама собой во время допроса.
—
Наконец-то ей удалось заставить его улыбнуться по-настоящему. Это воодушевило Анжелу, и она решила продвигаться в глубь новооткрытой территории.
— Ну что ж, не такая уж плохая идея. Во всяком случае, благодаря ней я на свободе.
— Анжела…
— Да?
— Можешь на меня рассчитывать.
— Имир… Вчера вечером ты пытался войти ко мне в номер?
— В самолете у тебя был такой испуганный вид. Мне захотелось придать тебе уверенности. Взять тебя под свою опеку.
«Вот именно так мужчинам и удается вызывать сверхъестественные катастрофы в сердцах женщин!»
Одна из распорядительниц недовольно на них шикнула. Имир покраснел. Анжела попыталась удержать его взглядом, но безуспешно: он повернулся и направился к выходу, пробормотав какое-то невнятное извинение, минуя распорядительницу.
Анжела поднялась, с нарочитой небрежностью прислонилась к стене и подумала: «Какие у него огромные ботинки, я никогда таких не видела. Должно быть, они исходили всю страну… А почему ты думаешь о ботинках? На самом-то деле, дорогая, ты думаешь совсем о другом… Ну-ну, ты сама знаешь, что ничуть не хуже местных красоток, закутанных с головы до ног. Так что хоть раз в жизни будь откровенна сама с собой. Ты думаешь совсем о другом, сексуально озабоченная лицемерка!»
Она окинула взглядом пространство зала с другой стороны разминочной дорожки. Там стояли столы, за которыми распорядители готовили для девушек легкую закуску. На пять секунд динамики умолкли, потом — наверное, в сто двадцатый раз — снова зазвучал гимн мажореток. Хрупкие когорты дрогнули, упражнения возобновились.